Страница:Кузмин - Антракт в овраге.djvu/80

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


— 74 —

Гриша не безъ трепета лѣзъ на Стякову вышку, изъ окна которой шелъ дымъ, какъ изъ фабрики или прачешной. Хозяинъ сидѣлъ безъ куртки, въ однихъ подтяжкахъ, курилъ и смѣялся самъ съ собою, читая какое-то письмо. Въ углу висѣлъ несложный гардеробъ и толстая палка, на которой было вырѣзано Б. О. К. О. М. Конечно, люди глупые читали „бокомъ“ и могли догадываться сколько угодно, что именно дѣлаетъ бокомъ Клашинъ братъ, нисколько не подозрѣвая, что литеры эти значили ничто иное, какъ: „бараній оврагъ, Константинъ Олила Машка“. Послѣднее слово, конечно, оставляло налетъ нѣкоторой таинственности, даже послѣ того, какъ надпись была дешифрирована. Вообще, Стякъ и его обиталище представлялось идеаломъ мужчины. Не прерывая смѣха, онъ обратился къ гостю:

— А, это ты, Гришуха? Ползи, ползи! Я думалъ: кто такой? Хочешь папиросу?

— Нѣтъ, я не курю.

— Не хочешь — не надо. Не въ коня кормъ, — такъ?

— Такъ.

Очевидно, чтобы быть любезнымъ, хозяинъ предложилъ Гришѣ прочесть письмо.

— Отъ Сусловской дѣвчонки. Можешь меня поздравить съ побѣдой.

— Поздравляю.

— Нѣтъ, ты послушай только!

И онъ началъ читать, ворочая глазами:

„Милый брюнетъ, вы очень авантажны, когда надѣваете сапоги съ голенищами. Я видѣла, какъ вы шли съ удочками, и не могла заснуть. Жалѣю, что теперь не Пасха, а то бы я пришла къ вамъ христосоваться. Но если вамъ все равно, приходите сегодня, какъ наши пойдутъ спать, подъ третью грушу, гдѣ вы еще одинъ разъ съ Машкой сидѣли“.


Тот же текст в современной орфографии

Гриша не без трепета лез на Стякову вышку, из окна которой шел дым, как из фабрики или прачешной. Хозяин сидел без куртки, в одних подтяжках, курил и смеялся сам с собою, читая какое-то письмо. В углу висел несложный гардероб и толстая палка, на которой было вырезано Б. О. К. О. М. Конечно, люди глупые читали „боком“ и могли догадываться сколько угодно, что именно делает боком Клашин брат, нисколько не подозревая, что литеры эти значили ничто иное, как: „бараний овраг, Константин Олила Машка“. Последнее слово, конечно, оставляло налет некоторой таинственности, даже после того, как надпись была дешифрирована. Вообще, Стяк и его обиталище представлялось идеалом мужчины. Не прерывая смеха, он обратился к гостю:

— А, это ты, Гришуха? Ползи, ползи! Я думал: кто такой? Хочешь папиросу?

— Нет, я не курю.

— Не хочешь — не надо. Не в коня корм, — так?

— Так.

Очевидно, чтобы быть любезным, хозяин предложил Грише прочесть письмо.

— От Сусловской девчонки. Можешь меня поздравить с победой.

— Поздравляю.

— Нет, ты послушай только!

И он начал читать, ворочая глазами:

„Милый брюнет, вы очень авантажны, когда надеваете сапоги с голенищами. Я видела, как вы шли с удочками, и не могла заснуть. Жалею, что теперь не Пасха, а то бы я пришла к вам христосоваться. Но если вам всё равно, приходите сегодня, как наши пойдут спать, под третью грушу, где вы еще один раз с Машкой сидели“.