ча, что значитъ это внезапное преображеніе. Кстати, сколько ему можетъ быть лѣтъ? Лѣтъ двадцать пять? Нѣтъ, навѣрное, больше! А то, что же, онъ, выходитъ, только на три года старше Катеньки. Аннѣ Яковлевнѣ хотѣлось, чтобы молодому человѣку было лѣтъ тридцать. Она отыскала лежавшее здѣсь же на столѣ, подъ бумагами и книгами, ручное зеркальце и стала разсматривать свое лицо. Никто не дастъ ей сорока пяти, лѣтъ, особенно, если не видѣть ея фигуры. Морщинъ мало, нѣсколько красноватый цвѣтъ лица здоровъ и крѣпокъ, полныя губы свѣжо улыбались, веселые и большіе глаза глядѣли бодро и энергично.
Нѣтъ, навѣрное, Георгію Васильевичу лѣтъ тридцать!
Анна Яковлевна обратила вниманіе, что поверхность зеркала была покрыта толстымъ слоемъ пыли. Вообще, у нихъ плохо убирали комнаты, хозяйство шло кое-какъ, было грязно, растрепано, безпорядочно. Все семейство писало. Мужъ Анны Яковлевны, Леонтій Ивановичъ Звонковъ, ученый изслѣдователь, историкъ, выбралъ себѣ спеціальностью «Восемнадцатый вѣкъ въ Венеціи», находилъ, что ихъ семейство похоже на семейство графовъ Гоцци, и на этомъ успокоился. Дочь Катенька писала стихи, помѣщая ихъ въ еженедѣльникахъ. Петя и Вася тоже что-то писали; сама Анна Яковлевна съ утра до ночи писала романы, или отвѣчала на письма. Она выкуривала, не вставая съ мѣста, до сотни папиросъ въ день, и чѣмъ пыльнѣе и грязнѣе было вокругъ нея, чѣмъ больше къ «ей приставали съ хозяйственными невзгодами, тѣмъ больше ей хотѣлось выводить въ своихъ повѣстяхъ богатыхъ молодыхъ великосвѣтскихъ людей со сложными эротическими переживаніями, изысканныхъ, свободныхъ и современныхъ. Иногда приходилъ Леонтій Ивановичъ, въ туфляхъ, разсказать только что вычитанный анекдотъ о Казановѣ. Анна Яковлевна слушала, не выпуская пера изъ рукъ, и, глядя отупѣлыми глазами, говорила равнодушно: «занятно!» — и снова прини-
ча, что значит это внезапное преображение. Кстати, сколько ему может быть лет? Лет двадцать пять? Нет, наверное, больше! А то, что же, он, выходит, только на три года старше Катеньки. Анне Яковлевне хотелось, чтобы молодому человеку было лет тридцать. Она отыскала лежавшее здесь же на столе, под бумагами и книгами, ручное зеркальце и стала рассматривать свое лицо. Никто не даст ей сорока пяти, лет, особенно, если не видеть её фигуры. Морщин мало, несколько красноватый цвет лица здоров и крепок, полные губы свежо улыбались, веселые и большие глаза глядели бодро и энергично.
Нет, наверное, Георгию Васильевичу лет тридцать!
Анна Яковлевна обратила внимание, что поверхность зеркала была покрыта толстым слоем пыли. Вообще, у них плохо убирали комнаты, хозяйство шло кое-как, было грязно, растрепано, беспорядочно. Всё семейство писало. Муж Анны Яковлевны, Леонтий Иванович Звонков, ученый исследователь, историк, выбрал себе специальностью «Восемнадцатый век в Венеции», находил, что их семейство похоже на семейство графов Гоцци, и на этом успокоился. Дочь Катенька писала стихи, помещая их в еженедельниках. Петя и Вася тоже что-то писали; сама Анна Яковлевна с утра до ночи писала романы, или отвечала на письма. Она выкуривала, не вставая с места, до сотни папирос в день, и чем пыльнее и грязнее было вокруг неё, чем больше к «ей приставали с хозяйственными невзгодами, тем больше ей хотелось выводить в своих повестях богатых молодых великосветских людей со сложными эротическими переживаниями, изысканных, свободных и современных. Иногда приходил Леонтий Иванович, в туфлях, рассказать только что вычитанный анекдот о Казанове. Анна Яковлевна слушала, не выпуская пера из рук, и, глядя отупелыми глазами, говорила равнодушно: «занятно!» — и снова прини-
