перниковъ, какъ вродѣ эхо за кустомъ раздался другой и еще разъ.
— Это вы Вероника Платоновна?
— Вы съ ума сошли! съ кѣмъ же мнѣ цѣловаться? Я думала, это вы…
— Нѣтъ, это не мы.
— Мама! — съ ужасомъ закричалъ Сашукъ — чей то сапогъ и нога въ немъ!!
Когда Женя и Женичка вышли изъ за куста, первая заговорила съ большою словоохотливостью о томъ, какъ жалко разбитаго шара. Вероника Платоновна, наклонясь, спросила:
— А что это было?.. мы слышали…
— Ничего особеннаго. Мы тоже помирились.
— Вотъ и прекрасно.
Женичка выскочилъ:
— А завтра я съѣзжу въ городъ и привезу вамъ новый шаръ.
Нѣтъ, ужъ, пожалуйста, не надо, — сказали всѣ, а Женя добавила тихо:
— Вѣдь скамейка то осталась и безъ шара тою же.
Вихрастыя облака желтѣли уже отъ зари и пастухъ игралъ на трубѣ совсѣмъ какъ въ „Снѣгурочкѣ“.
перников, как вроде эхо за кустом раздался другой и еще раз.
— Это вы Вероника Платоновна?
— Вы с ума сошли! с кем же мне целоваться? Я думала, это вы…
— Нет, это не мы.
— Мама! — с ужасом закричал Сашук — чей то сапог и нога в нём!!
Когда Женя и Женичка вышли из-за куста, первая заговорила с большою словоохотливостью о том, как жалко разбитого шара. Вероника Платоновна, наклонясь, спросила:
— А что это было?.. мы слышали…
— Ничего особенного. Мы тоже помирились.
— Вот и прекрасно.
Женичка выскочил:
— А завтра я съезжу в город и привезу вам новый шар.
Нет, уж, пожалуйста, не надо, — сказали все, а Женя добавила тихо:
— Ведь скамейка то осталась и без шара тою же.
Вихрастые облака желтели уже от зари и пастух играл на трубе совсем как в „Снегурочке“.
