извѣстныхъ раньше глазъ взоромъ искалъ. Задохнувшись, спросилъ:
— Здѣсь всѣ заточенники? Больше нѣтъ?
— «Больше нѣтъ, господинъ. Вчера одинъ бѣжалъ»…
— Бѣжалъ?.. Имя?..
— «Малхъ».
— Малхъ? — будто прислушиваясь, повторилъ онъ, — свѣтлые глаза, смуглъ, черенъ волосомъ? — спрашивалъ радостный Флоръ.
— «Да, ты правъ, господинъ», — кивалъ головою тюремщикъ.
Веселъ былъ, какъ никогда, выйдя изъ зданія, Эмилій Флоръ, говорилъ какъ дитя, блестя глазами, не потерявшими темныхъ круговъ.
— Старый мой Муммъ, смотри: было ли когда такъ ласково небо, такъ дружественны деревья и травы?! Мы пойдемъ въ мои фермы пѣшкомъ; я буду ѣсть дикія вишни и пить молоко изъ коровьихъ сосцовъ прямо. Ласково дни протекутъ! Ты достанешь мнѣ дѣвушку, пахнущую травою, козой и слегка лукомъ; мы не возьмемъ нѣмого Луки въ деревню. Ахъ, старый Муммъ, не здоровъ ли я, какъ никогда? Облака — будто весною, будто весною!
известных раньше глаз взором искал. Задохнувшись, спросил:
— Здесь все заточенники? Больше нет?
— «Больше нет, господин. Вчера один бежал»…
— Бежал?.. Имя?..
— «Малх».
— Малх? — будто прислушиваясь, повторил он, — светлые глаза, смугл, черен волосом? — спрашивал радостный Флор.
— «Да, ты прав, господин», — кивал головою тюремщик.
Весел был, как никогда, выйдя из здания, Эмилий Флор, говорил как дитя, блестя глазами, не потерявшими темных кругов.
— Старый мой Мумм, смотри: было ли когда так ласково небо, так дружественны деревья и травы?! Мы пойдем в мои фермы пешком; я буду есть дикие вишни и пить молоко из коровьих сосцов прямо. Ласково дни протекут! Ты достанешь мне девушку, пахнущую травою, козой и слегка луком; мы не возьмем немого Луки в деревню. Ах, старый Мумм, не здоров ли я, как никогда? Облака — будто весною, будто весною!
