ваетъ, графъ ее унимаетъ, — прямо срамъ! На эту баталію вхожу я съ подносомъ въ кабинетъ, вижу, — у графа даже шея покраснѣла и капуль развился, и, какъ старый слуга, чтобы бѣдствіе предотвратить, говорю графинѣ, будто ни въ чемъ не бывало: «Видѣли, матушка-графиня, сколько сегодня въ «Новомъ Времени» покойничковъ? 16 человѣкъ!» — «Неужели 16? Я сегодня еще газетъ не читала. Дай-ка мнѣ!» — И вышла, а графъ мнѣ три рубля въ руку! А графиня у насъ была съ фантазіей: любила считать, сколько покойниковъ; и когда было много, очень довольна бывала!..
Молчала Анна и въ конкѣ на обратномъ пути и только на вторичный вопросъ старухи, какъ ей понравился Павелъ Ефимовичъ Побѣдинъ, спросила:
— Какой это?
— Да вотъ посреди стола сидѣлъ, графскій камердинеръ.
— Лысый-то?
— Да развѣ онъ лысый?
И опять, помолчавъ, завела Каролина Ивановна подъ стукъ колесъ по рельсамъ:
— А знаешь, Анюта, онъ вѣдь намѣренія имѣетъ.
— Кто?
вает, граф ее унимает, — прямо срам! На эту баталию вхожу я с подносом в кабинет, вижу, — у графа даже шея покраснела и капуль развился, и, как старый слуга, чтобы бедствие предотвратить, говорю графине, будто ни в чём не бывало: «Видели, матушка-графиня, сколько сегодня в «Новом Времени» покойничков? 16 человек!» — «Неужели 16? Я сегодня еще газет не читала. Дай-ка мне!» — И вышла, а граф мне три рубля в руку! А графиня у нас была с фантазией: любила считать, сколько покойников; и когда было много, очень довольна бывала!..
Молчала Анна и в конке на обратном пути и только на вторичный вопрос старухи, как ей понравился Павел Ефимович Победин, спросила:
— Какой это?
— Да вот посреди стола сидел, графский камердинер.
— Лысый-то?
— Да разве он лысый?
И опять, помолчав, завела Каролина Ивановна под стук колес по рельсам:
— А знаешь, Анюта, он ведь намерения имеет.
— Кто?
