Гамбакова. Мнѣ онъ всегда казался незначительнымъ, хотя и очень красивымъ мальчикомъ. Коротко обстриженные темные волосы дѣлали болѣе полнымъ его круглое, безъ румянца, лицо; у него былъ хорошій ротъ и большіе свѣтло-сѣрые глаза. Высокій ростъ смягчалъ его нѣкоторую дородность, но онъ былъ очень тяжелъ, всегда на мнѣ разваливался и осыпалъ меня пепломъ поминутно куримыхъ имъ папиросъ съ очень длинными мундштуками, и разговоръ его былъ самый пустой. Бывалъ онъ у насъ каждый день, несмотря на неудовольствіе Павлы Петровны, не любившей его.
Барышня, помолчавъ, начала неувѣренно:
— Ты хорошо знаешь Павиликина, Костя?
— Вотъ вопросъ! Это же мой лучшій другъ!
— Да?.. Развѣ это такъ ужъ долго, что вы — друзья?
— Съ этого года, какъ я поступила въ университетъ. Но развѣ это что-нибудь значитъ?
— Нѣтъ; я просто спросила, чтобы знать…
— Почему тебя интересуетъ наша дружба?
— Я бы хотѣла знать, можно ли ему довѣрять… я бы хотѣла…
Костя перебилъ ее со смѣхомъ:
Гамбакова. Мне он всегда казался незначительным, хотя и очень красивым мальчиком. Коротко обстриженные темные волосы делали более полным его круглое, без румянца, лицо; у него был хороший рот и большие светло-серые глаза. Высокий рост смягчал его некоторую дородность, но он был очень тяжел, всегда на мне разваливался и осыпал меня пеплом поминутно куримых им папирос с очень длинными мундштуками, и разговор его был самый пустой. Бывал он у нас каждый день, несмотря на неудовольствие Павлы Петровны, не любившей его.
Барышня, помолчав, начала неуверенно:
— Ты хорошо знаешь Павиликина, Костя?
— Вот вопрос! Это же мой лучший друг!
— Да?.. Разве это так уж долго, что вы — друзья?
— С этого года, как я поступила в университет. Но разве это что-нибудь значит?
— Нет; я просто спросила, чтобы знать…
— Почему тебя интересует наша дружба?
— Я бы хотела знать, можно ли ему доверять… я бы хотела…
Костя перебил ее со смехом:
