подражать Уайльду. Нельзя сказать, чтобъ все здѣсь было умно, остроумно и талантливо, но молодость дѣлала ихъ эстетизмъ не безжизненной гримасой пресыщенныхъ снобовъ, а придавала ему безтолковый, нѣсколько смѣшной, но болѣе живой характеръ. Конечно, могло вызвать улыбку, но вмѣстѣ съ тѣмъ было и трогательно стараніе Сережи, чтобы въ комнатѣ съ розовыми обоями мебель была обита именно до ядовитости ярко-зеленымъ сукномъ, чтобы чай подавался въ золоченыхъ, съ большими зелеными же листьями чашкахъ, чтобы въ вазочкахъ были помѣщены какіе-нибудь рѣдкіе цвѣты и вообще заботы о всяческихъ милыхъ пустякахъ, которые принято считать несвойственными молодости.
Когда прозвучалъ послѣдній парадоксъ и послѣдній гость-лицеистъ отыскалъ свою треуголку, Екатерина Павловна, взявъ подъ руку брата, вернулась съ нимъ въ его комнату и сказала:
— Ты не усталъ, Сережа? Можно съ тобой поговорить?
— Къ твоимъ услугамъ, — отвѣчалъ тотъ, опускаясь рядомъ съ сестрой на диванъ. — О чемъ же ты хочешь говорить со мной, Катя?
Катенька, разглаживая складку на платьѣ, начата нетвердо:
— Ты хорошо знаешь Андрея Семеновича? Зотова?
— Да. Вѣдь вы съ нимъ, кажется, дружны?
— И даже очень. Но я не знаю, съ какой стороны ты хочешь узнать его?
Видя, что сестра молчитъ, онъ снова началъ:
— Можетъ быть, ты въ него влюбилась? Тогда вполнѣ понятно твое любопытство.
— Я въ него не влюбилась, по, кажется, собираюсь это сдѣлать.
подражать Уайльду. Нельзя сказать, чтоб всё здесь было умно, остроумно и талантливо, но молодость делала их эстетизм не безжизненной гримасой пресыщенных снобов, а придавала ему бестолковый, несколько смешной, но более живой характер. Конечно, могло вызвать улыбку, но вместе с тем было и трогательно старание Сережи, чтобы в комнате с розовыми обоями мебель была обита именно до ядовитости ярко-зеленым сукном, чтобы чай подавался в золоченых, с большими зелеными же листьями чашках, чтобы в вазочках были помещены какие-нибудь редкие цветы и вообще заботы о всяческих милых пустяках, которые принято считать несвойственными молодости.
Когда прозвучал последний парадокс и последний гость-лицеист отыскал свою треуголку, Екатерина Павловна, взяв под руку брата, вернулась с ним в его комнату и сказала:
— Ты не устал, Сережа? Можно с тобой поговорить?
— К твоим услугам, — отвечал тот, опускаясь рядом с сестрой на диван. — О чём же ты хочешь говорить со мной, Катя?
Катенька, разглаживая складку на платье, начата нетвердо:
— Ты хорошо знаешь Андрея Семеновича? Зотова?
— Да. Ведь вы с ним, кажется, дружны?
— И даже очень. Но я не знаю, с какой стороны ты хочешь узнать его?
Видя, что сестра молчит, он снова начал:
— Может быть, ты в него влюбилась? Тогда вполне понятно твое любопытство.
— Я в него не влюбилась, по, кажется, собираюсь это сделать.
