Елена Артуровна схватила ее за руку и воскликнула:
— Какъ ты не понимаешь, дѣвушка? Это желаніе вашей покойной матери, — и посмотрѣла на нее съ удивленіемъ, какъ на человѣка, не понимающаго простѣйшихъ вещей.
— Я сказалъ уже, что я поѣду, но я бы просилъ избавить меня отъ подобныхъ разговоровъ и вообще отъ всякихъ мистификацій.
Обѣ Ламберъ закивали укоризненно головами и произнесли обѣ разомъ, нараспѣвъ:
— Ай, ай, какъ ни стыдно, Сережа! Такой молодой и такой безвѣрный.
Но Сережа едва ли слышалъ это замѣчаніе, потому чти, хлопнувъ дверью, онъ уже вышелъ изъ комнаты.
Катенька была нѣсколько сердита на тетокъ, не столько за то, что услали Сережу, сколько за странное и непонятное вліяніе ихъ на отца. Притомъ ей было непріятно, что сестры Ламберъ взяли какъ бы монополію на память ея покойной матери. При ихъ пріѣздѣ она относилась къ нимъ скорѣе, какъ благосклонная наблюдательница, но послѣ исторіи съ Сережей это отношеніе стало походить болѣе на отношеніе подозрительнаго шпіона. Отъ ея недовѣрчиваго и внимательнаго глаза не ускользало ни одно слово, ни одно движеніе какъ тетокъ, такъ и отца, особенно если они касались покойной матери. Очевидно, эта наблюдательная позиція въ свою очередь не укрылась отъ глазъ сестеръ Ламберъ, потому что однажды послѣ завтрака Елена Артуровна отозвала Катю и, обнявъ ее за талію, сказала:
Елена Артуровна схватила ее за руку и воскликнула:
— Как ты не понимаешь, девушка? Это желание вашей покойной матери, — и посмотрела на нее с удивлением, как на человека, не понимающего простейших вещей.
— Я сказал уже, что я поеду, но я бы просил избавить меня от подобных разговоров и вообще от всяких мистификаций.
Обе Ламбер закивали укоризненно головами и произнесли обе разом, нараспев:
— Ай, ай, как ни стыдно, Сережа! Такой молодой и такой безверный.
Но Сережа едва ли слышал это замечание, потому чти, хлопнув дверью, он уже вышел из комнаты.
Катенька была несколько сердита на теток, не столько за то, что услали Сережу, сколько за странное и непонятное влияние их на отца. Притом ей было неприятно, что сестры Ламбер взяли как бы монополию на память её покойной матери. При их приезде она относилась к ним скорее, как благосклонная наблюдательница, но после истории с Сережей это отношение стало походить более на отношение подозрительного шпиона. От её недоверчивого и внимательного глаза не ускользало ни одно слово, ни одно движение как теток, так и отца, особенно если они касались покойной матери. Очевидно, эта наблюдательная позиция в свою очередь не укрылась от глаз сестер Ламбер, потому что однажды после завтрака Елена Артуровна отозвала Катю и, обняв ее за талию, сказала:
