сихъ поръ однако этотъ моментъ остается въ наукѣ спорнымъ пунктомъ, а потому мы должны развить свое мнѣніе по этому вопросу съ необходимою подробностью. Напомнимъ, что старая, философская, грамматика при анализѣ синтаксическихъ явленій приноравливалась къ тѣмъ нормамъ, какія установились въ логикѣ въ отношеніи сужденій; но около половины минувшаго столѣтія нѣмецкій мыслитель-лингвистъ Штейнталь подвергъ разрушительной критикѣ этотъ способъ трактованія синтаксическихъ явленій, показавъ, что грамматика занимаетъ совершенно независимое отъ логики положеніе. Намъ кажется однако, что современные лингвисты, совершенно правильно отдѣляя вслѣдъ за Штейнталемъ грамматику отъ „науки логики“, упускаютъ изъ виду тотъ естественно-логическій моментъ мысли, которымъ необходимо направляется процессъ рѣчи. Иному читателю можетъ показаться, что этимъ утвержденіемъ мы возвращаемся къ той же старой, логической грамматикѣ, которую сами же отрицаемъ. Но въ этомъ случаѣ будетъ недоразумѣніе: подъ логическимъ моментомъ мы разумѣемъ здѣсь не науку логики, а естественную логику ума, которую строго должно отличать отъ первой. Постараемся показать на примѣрѣ, что — съ одной стороны — дѣйствительно категоріи научной логики не совпадаютъ съ категоріями синтаксическими и что — съ другой стороны — эти послѣднія направляются естественно-логическою дѣятельностью ума. Наука логики признаетъ только два члена въ сужденіи — субъектъ (подлежащее) и предикатъ (сказуемое), которые не всегда совпадаютъ съ одноименными грамматическими членами предложенія; такъ, для научной логики въ сужденіи „сильный вѣтеръ порывисто дуетъ“ имѣются только два члена: субъектъ — „сильный вѣтеръ“ и предикатъ — „порывисто дуетъ“ (= есть порывисто дующій, со связкою „есть“); для грамматики же здѣсь четыре члена предложенія: кромѣ главныхъ членовъ „вѣтеръ“ и „дуетъ“ (при этомъ грамматика не замѣщаетъ послѣднюю форму черезъ „есть дующій“) она нахо-
