относиться въ соотвѣтствующей формѣ и къ самому говорящему, тогда какъ повелительное наклоненіе не имѣетъ перваго лица, и если говорящій обращаетъ требованіе къ себѣ, какъ напр. въ случаѣ самоубѣжденія, то выражаетъ его во второмъ лицѣ. Кромѣ того, приказаніе, какъ извѣстно, можетъ выражаться еще неопредѣленнымъ наклоненіемъ, напр. „молчать!“, но здѣсь очевидно сокращеніе болѣе полнаго предложенія, напр. „ты долженъ молчать“ или т. п.; такія же выраженія въ другихъ языкахъ (срв. съ тѣмъ же значеніемъ нѣм. „stiilschweigen!“) также обязаны сокращенію.
Кромѣ двучленнаго типа простѣйшихъ предложеній, въ языкахъ нашего семейства встрѣчаются еще одночленныя; сюда относятся въ особенности т. наз. безличныя или безсубъектныя, напр. „морозитъ“. Относительно происхожденія такихъ предложеній мнѣнія расходятся: одни склонны видѣть здѣсь первичную форму предложеній, тогда какъ другіе, наоборотъ, продуктъ сокращенія. Мы склоняемся ко второй точкѣ зрѣнія, въ пользу которой и приведемъ доказательства. Такія безличныя предложенія (относящіяся къ явленіямъ природы), какъ „морозитъ“ возникли на почвѣ предложеній, состоявшихъ изъ однокоренныхъ существительнаго-подлежащаго и глагола-сказуемаго, т. е. „морозъ морозитъ“ и т. п. Если же глаголъ-сказуемое былъ другаго корня и при этомъ легко сочетался съ разнообразными подлежащими, то — понятно — опущенія подлежащаго въ этомъ случаѣ уже не могло произойти, срв. выраженіе „дождь идетъ“ и т. п. Что это такъ, видно изъ другихъ языковъ нашего семейства, гдѣ для даннаго выраженія имѣются однокоренныя существительное и глаголъ и гдѣ находимъ поэтому уже безличныя выраженія (срв. лат. pluvia || pluit, франц. 1а pluie || il pleut, нѣм. der Regen || es regnet), при чемъ хотя во французскомъ и находимъ кажущееся подлежащее мѣстоименіе, но оно уже понизилось въ своей знаменательности, ставши формальнымъ элементомъ. Правда, въ нѣкоторыхъ случаяхъ, несмотря на наличность однокоренныхъ суще-
