тобой пустились не ягоду малину рвать… сладкаго и ждать нечего… Иди, моя ясочка… иди… Надѣнь хустку на голову…
— А ты? спросила Маруся, дрожащими ручками повязываясь по его совѣту червонною хусткою.
— Я приду, мое сердце… приду…
Раздались, одинъ за другимъ, три выстрѣла.
Товарищъ Иванъ прислушался и проговорилъ:
— Они!
— Иди, Маруся, иди… повторилъ сѣчевикъ.
Онъ хотѣлъ, по своему обычаю, погладить ее по головѣ, но рука не поднялась.
Онъ только проговорилъ:
— Иди, Маруся: надо!
Она пошла.
— Оглядываться можно? проговорила она, какъ бы обращаясь къ отсутствующему руководителю.
И оглянулась.
На опушкѣ уже никого не было. Лѣсъ казался сплошной зеленой стѣной.
Это не помѣшало ей еще не разъ оглянуться.
Впрочемъ, уступая сердцу, она не забывала ввѣреннаго ей дѣла и шла быстро, какъ могла.
Вотъ первая дубровка, вся насквозь прохваченная пурпуромъ заката. Сколько здѣсь цвѣтовъ цвѣтетъ и благоухаетъ!
Вотъ опять поля, опять цвѣтущая гречиха, жужжащій рой пчелъ. Близехонько прокричалъ перепелъ.
Вотъ и мостикъ за дубровкой.
Кто-то будто скачетъ,—шибко скачетъ.
Надо поглядѣть откуда и кто.
Похоже, какъ будто, на татарина. Да, такихъ встрѣчали они не разъ по дорогамъ и всегда отъ нихъ прятались или въ ровъ, или въ жито.
Не спрятаться ли теперь?
Онъ скачетъ прямо къ мостику. Надо спрятаться въ очеретъ.
Но она не успѣла сдѣлать и шагу къ густому очерету, рос-
тобой пустились не ягоду малину рвать… сладкого и ждать нечего… Иди, моя ясочка… иди… Надень хустку на голову…
— А ты? спросила Маруся, дрожащими ручками повязываясь по его совету червонною хусткою.
— Я приду, мое сердце… приду…
Раздались, один за другим, три выстрела.
Товарищ Иван прислушался и проговорил:
— Они!
— Иди, Маруся, иди… повторил сечевик.
Он хотел, по своему обычаю, погладить ее по голове, но рука не поднялась.
Он только проговорил:
— Иди, Маруся: надо!
Она пошла.
— Оглядываться можно? проговорила она, как бы обращаясь к отсутствующему руководителю.
И оглянулась.
На опушке уже никого не было. Лес казался сплошной зеленой стеной.
Это не помешало ей еще не раз оглянуться.
Впрочем, уступая сердцу, она не забывала вверенного ей дела и шла быстро, как могла.
Вот первая дубровка, вся насквозь прохваченная пурпуром заката. Сколько здесь цветов цветет и благоухает!
Вот опять поля, опять цветущая гречиха, жужжащий рой пчел. Близехонько прокричал перепел.
Вот и мостик за дубровкой.
Кто-то будто скачет, — шибко скачет.
Надо поглядеть откуда и кто.
Похоже, как будто, на татарина. Да, таких встречали они не раз по дорогам и всегда от них прятались или в ров, или в жито.
Не спрятаться ли теперь?
Он скачет прямо к мостику. Надо спрятаться в очерет.
Но она не успела сделать и шагу к густому очерету, рос-
