В клетку с крепкими стенами,
я за пир тот посажен,
за решотками, замками,
грозной стражей окружен;
кроме неба голубого
ничего не видно мне,
или штык у часового
просверкает лишь в окне.
И еще удар печальной
надо мною будет раз:
отошлют меня в край дальной
на изгнанье в Кавкас;
прикуют мою свободу
за кавкаскими горами,
всех лишат друзей и роду,
заключат навечно там.
Ни долин мне жаль цветущих
в русской родине моей,
ни лугов, ручьев текущих,
сел прекрасных и полей:
и остался сад прекрасной,
где бывало я гулял;
лишь по нем в грусти ужасной,
как бы сад тот не завял!
Вечной буду я изгнанник
и в чужой земли пришлец,
одинок, без крова, странник,
для родных живой мертвец.
С кем рассеять мысль унылу?
никого там не найдешь —
и с уныния в могилу
прежде времени пойдешь.
Племена там кочевые
обитают в тех местах,
нравом дикие, презлые,
на степи живут в шатрах.
Кончу жизнь мою в страданьи;
смертной час когда придет,
песнь надгробну во изгнанье
мне никто не воспоет.
Мне в отечестве том новом
ручейки *) будут друзья,
а пещера будет домом,
а постеля — сыра земля.
Час вечерний как настанет,
бор задремлет в тишине,
из-за туч луна проглянет,
тут прогулка будет мне.
Я тогда с душой унылой
с высоты кавкаских гор
в ту страну, где край мой милой,
устремлю печальной взор,
где остались мне родные
и любимые друзья,
где я видел дни златые,
утешался где жил я **);
полечу туда мыслями;
с холму тех высоких гор,
ум мой свидится с друзьями;
там до тех пробудет пор,
как восток уж загорится
от небесного огня,
утреняя заря явится,
как посланница от дня.
Но судьбе я покоряюсь,
буду Вышнего просить,
чтобы дал мне власть и помощь;
я решаюсь все сносить.
Пус(т)ь меня терзает скука,
жизнь невольная томит,
ни изгнанье, ни разлука,
дух во мне не изменит.
- ) В подлиннике: рученьки.
- ) В подлиннике: я жил.
