ности для индивидуальной человѣческой воли управлять такими массовыми явленiями, какъ народная революцiя. Мы указали въ концѣ первой главы (стр. 34), что будущiй историкъ отнесется къ волевому элементу революцiи иначе, чѣм современный историческiй дѣятель. На правахъ послѣднего мы отмѣчали ошибки буржуазныхъ вождей „революцiонной демократiи“ въ первомъ томѣ „Истории“. Мы отмѣтимъ съ такимъ же правомъ ошибки нашихъ военныхъ вождей и ихъ правительствъ во второмъ томѣ. Но уже вступает въ силу, съ завершенiемъ того и другого цикла событiй право „будущаго историка“ искать объективныхъ причиныъ тѣхъ и другихъ „ошибок“ и показать, почему при данных обстоятельствах, тѣ и другiя оказались неизбѣжны.
Еще другая поправка вытекаетъ изъ вывода, что революцiонный процессъ вышелъ болѣе стихiйнымъ и менѣе сознательнымъ, чѣмъ хотѣлось бы непосредственнымъ дѣятелямъ революцiонной эпохи. Если роль вождей въ событiяхъ оказывается менѣе активной, то за то должно быть сильно исправлено и расхожее представленiе о пассивной роли инертной массы. Масса русского населенiя, казалось, дѣйствительно только терпѣла. Въ первой главѣ мы указали на причины этой пассивности, заложенныя въ нашемъ прошломъ. Но, обозрѣвая теперь весь процессъ въ его разныхъ фазисахъ, мы начинаем приходить къ выводу, что терпѣнiе массъ все-же не было вполнѣ пассивнымъ. Массы принимали отъ революцiи то, что соотвѣтствовало ихъ желанiямъ, но тотчасъ же противопоставляли желѣзную стѣну пассивнаго сопротивленiя, какъ только начинали подозрѣвать, что события клонятся не въ сторону ихъ интересовъ. Отойдя на извѣстное разстоянiе отъ событiй, мы только теперь начинаем разбирать, пока еще въ неясных очертанiях, что въ этомъ поведенiи массъ, инертныхъ, невѣжественныхъ, забитыхъ, сказалась коллективная народная мудрость. Пусть Россiя разорена, отброшена изъ двадцатаго столѣтiя въ семнадцатое, пусть разрушены промышленность, торговля, городская жизнь, высшая и средняя культура. Когда мы будемъ подводить активъ и пассивъ громаднаго переворота, черезъ который мы проходимъ, мы, весьма вѣроятно, увидимъ то же, что показало изученiе великой французской революцiи. Разрушились цѣлые классы, оборвалась традицiя культурнаго слоя, — но народъ перешелъ въ новую жизнь, обогащенный запасомъ новаго опыта и рѣшивший для себя безповоротно свой главный жизненный вопросъ:
