ленных цитат из разных богословских авторитетных книг и в лесу цитат нередко теряют нить своего изложения, принимающего характер бессистемного нанизывания чужих мыслей, зачастую не имеющих непосредственного отношения к рассматриваемой теме. Их схоластическая мысль плоска, поверхностна, бедна софизмами и лишена тонкостей в духе Августина и других крупных мыслителей, В темном и однообразном лабиринте старых и знакомых перепевов нет ни одного проблеска, заново освещающего избитые положения и могущего придать им хоть некоторый интерес. Бесконечные длинноты и прнедливые отступления зачастую отбивают охоту систематического слежения за изложением книги, и тем более досадуешь на авторов, что в результате длинных обходов и уклонений от темы не находишь никакого вывода и недоумеваешь, — ради чего авторам понадобились эти отступления и бесцельные цитаты.
Откровенная похабщина, голый цинизм и жестокая, ничем не сдерживаемая, кровожадность, соперничающая разве с патологическим сладострастием, нисколько не выделяют эту книгу из ряда других, появившихся ранее или позднее ее и написанных руками таких же палачей и извергов, какими были Инститорис и Шпренгер.
Отсутствие оригинальности сказалось даже в самом заглавии: еще св. Иеронима в начале V века называли „молотом еретиков“. Тот же „высокий титул“ был дан Бернарду из Ко, а позднее Гергарду Грооту; написанная в изуверском тоне против иудеев, книга инквизитора Иоанна из Франкфурта, опубликованная около 1420 г., носила название „Молота иудеев“, и по всей вероятности, наши авторы настолько увлеклись этим названием, что озаглавили и свою книгу „Молотом“, но уже не иудейским, а ведовским.
Но именно в бесцветности, безличии, безымянности, серости и в типичности, а не индивидуальности этой книги лежал источник ее успеха. Она пользовалась популярностью, ибо отвечала интересам господствующих классов, была удачным сгустком феодальной идеологии.
Будучи доступна самому невзыскательному читателю, не наталкиваясь ни на какие возражения с его стороны, воспринимаемая так же естественно, как погода или природа, книга эта стала общим достоянием. Сотни инквизиторов проглатывали ее; тысячи священников и проповедников излагали ее своим слушателям, не мудрствуя лукаво, не прибавляя ни единого комментария, не позволяя себе никаких отступлений; десятки тысяч мирян усваивали ее, не нуждаясь в руководстве со стороны специалистов, сотни тысяч „простолюдников“ слышали про книгу, в которой заключена вся божественная премудрость, и из уст в уста передавалось название этой книги, что создавало ей ту легкость распространения и тот авторитет, которые сказывались во все учащавшихся ее новых изданиях.
В „Молоте ведьм“ сконцентрировано все, что дала и могла дать богословская мысль того времени; безличным, муравьиным трудом схоластики собирали зерна мудрости, выискивая их даже у язычников и, сложив их все в огромную кучу, воздвигли книгу, в которой, словно в кинематографической ленте, сменяют друг друга Аристотель и Фома Аквинат, папа Григорий Великий и рабби Моисей, Бонавентура и Иоанн Златоуст, Ориген и Вильгельм Парижский.
У всех этих „великих и величайших“ авторы „Молота ведьм“ находят слова мудрости, божье сказание, достойное увековечения и строжайшего соблюдения — без критики, без собственного суждения: ведь
