дьяволом были уже на исходе. Торговая буржуазия выходила везде победительницей и уничтожала следы „умственного" феодализма и „церковной гегемонии" там, где они тормозилн ее победоносное шествие буржуазия и где не чувствовала необходимости в духовном жандарме против еще не сознавшего своих сил рабочего класса. Мария Тереза в 1746 г. прекратила процессы против ведьм. Через год этому примеру последовал Вюртемберг, а в 1775 г. Бавария. В год казни во Франции Людовика XVI, в 1793 г., Познань отменила у себя процессы против ведьм.
Но вера в черта необходима церкви — прежде всего, как неиссякаемый источник дохода, и как средство одурманивания сознания и классового чувства рабочего класса и крестьянства, — а потому время от времени на общественную сцену всплывает какая-либо дьявольская проказа: пусть, де, человечество не забывает о существовании страшного дьявола, так, в 1884 г. сам папа римский, в лице авторитетного Льва XIII, в пастырском послании заговорил о „людях, принадлежащих царству сатаны и адской власти и одержимых бесами“. То был голос „Молота ведьм".
Несмотря на свою огромную популярность, „Молот ведьм“, не переводился на иностранные языки и лишь в самое последнее время он появился на немецком языке в переводе Шмидта, при чем перевод за короткое время выдержал три издания.
Предлагаемый первый русский перевод с латинского издания 1588 г. сделан Ник. Т. Цветковым, при чем в видах экономии места сокращены некоторые части, главным образом, в последнем — третьем — разделе, носящем юридический характер и трактующем чисто практические вопросы, при том процессуального свойства. Они мало характерны для данной именно книги и в значительной степени совпадают с теми описаниями инквизиционного судопроизводства и процесса, которые имеются отчасти и на русском языке в трудах Чарльса Генри Ли и С. Г. Лозинского.
Сокращение этих именно мест не явится ущербом для русского читателя, а из представленной ему целиком всей первой части и почти полностью второй — он сумеет вынести точное и ясное представление о творчестве Инститориса и Шпренгера.
Их книга, их „Молот ведьм“ есть прежде всего большой исторический памятник человеческого невежества и суеверия, богословской кровожадности и церковного изуверства, безудержного корыстолюбия и эксплуатации. В этой книге самый дикий фанатизм сплетается с извращенной похотью, и ложная ученость, взращенная бессмысленной фантастикой, вершает самые отвратительные оргии: не знающее границ, дикое изуверство, открыто пропагандируемое, делает этот документ циничным до отвращения. Мы имеем в нем как бы теоретическое обоснование всех кровавых деяний и преступлений средневековой церкви, пролившей бесчисленные реки человеческой крови.
„Молот ведьм“ — символ церкви. Он не только предмет презрения и возмущения, но и предмет ужаса и ненависти, — так пусть же русский перевод этой книги вызовет в каждом рабочем, в каждом крестьянине чувство ненависти, какой заслуживает духовный творец этой кровавой галиматьи, столь мучительно долго шедшей по свету под божественным флагом; пусть же церковь пожинает то, что она сеяла целыми веками, и пусть каждый читатель этой книги скажет: я ненавижу церковь, потому что мне известен хотя бы „Молот ведьм“; по делам церкви я сужу о ней.
