номъ числѣ направляющихся въ Соловецкій монастырь, — Раховъ на одной изъ окраинъ города, населенной преимущественно бѣднотой, въ Кузнечихѣ, устроилъ мастерскія, или вѣрнѣе домъ трудолюбія, гдѣ бѣдняки, не имѣвшіе средствъ завести свое собственное дѣло и пріобрѣсти инструменты, занимались столярнымъ и сапожнымъ ремеслами, щипали пеньку, плели коврики и т. д. Тутъ были какъ мужчины, такъ и женщины.
Затѣмъ, снявъ особый домъ, онъ устроилъ въ немъ пріютъ на 40 человѣкъ дѣтей, въ который принимались дѣти, преимущественно сироты, съ грудного возраста и до 12 лѣтъ. Наконецъ, имъ устроенъ былъ ночлежный домъ для всѣхъ безпріютныхъ и бездомныхъ. Но ему и этого оказалось мало, и онъ готовъ былъ каждую минуту дѣлиться всѣмъ, что онъ имѣлъ, съ бѣдняками и нищими. У него ничего не было своего, личнаго, завѣтнаго, съ чѣмъ бы онъ не разстался и не подѣлился бы съ неимущими, босяками и нищими. Бывали случаи, когда онъ, въ суровую зимнюю вьюгу, встрѣтивъ гдѣ-нибудь босяка или нищаго, одѣтаго въ дырявое рубище, — обмѣнивался съ нимъ платьемъ, бывшимъ въ это время на немъ. Однажды, встрѣтивъ нищаго, дрожавшаго отъ холода, Раховъ снялъ съ себя только-что подаренную ему отцомъ прекрасную шубу на лисьемъ мѣху и одѣлъ ее на нищаго.
Вполнѣ естественно, что вся городская голытьба смотрѣла на Рахова, какъ на своего благодѣтеля; она чуть не молилась на него. Что касается другихъ слоевъ населенія, то они относились къ этому необыкновенному человѣку весьма различно, хотя, по-видимому, всѣ безусловно вѣрили въ полную искрен-
