Насколько точно это сообщеніе намъ, къ сожалѣнію, не извѣстно. Но если случай перехода православнаго священника въ штунду дѣйствительно имѣлъ мѣсто, то вполнѣ понятно, что духовныя власти не могли, конечно, не обратить серьезнаго вниманія на этотъ фактъ. Жаль только, что случай этотъ получилъ разрѣшеніе въ административномъ порядкѣ и что все дѣло опять-таки было облечено строгой тайной.
Итакъ, священникъ Шандровскій попалъ въ монастырское заточеніе за отпаденіе отъ православія и переходъ въ штунду. Съ точки зрѣнія русскаго уголовнаго, а тѣмъ болѣе церковнаго права, подобныя дѣйствія не могутъ не считаться, конечно, тяжкими и значительными преступленіями. Но при этомъ необходимо имѣть въ виду, что далеко не всегда священники попадаютъ въ монастырскія тюрьмы за явную, серьезную и несомнѣнную вину. Нерѣдки случаи, когда и теперь монастырскимъ заточеніемъ наказываются не преступленія и даже не проступки духовныхъ лицъ, а лишь взгляды и мнѣнія ихъ по тѣмъ или инымъ вопросамъ вѣры и церковнаго управленія. Для примѣра укажемъ на священника Тамбовской губерніи Гер. Ив. Цвѣткова, о которомъ мы уже упоминали въ одной изъ своихъ предыдущихъ статей. Священникъ Цвѣтковъ лѣтомъ 1901 года „высшимъ духовнымъ начальствомъ“ былъ осужденъ на заточеніе въ Суздальскую монастырскую тюрьму, куда и былъ тогда же отправленъ подъ полицейскимъ конвоемъ.
По сообщенію „С.-Петербургскихъ Вѣдомостей“ „причиною, вызвавшею примѣненіе къ о. Цвѣткову такой суровой кары, были нѣкоторые его взгляды, несогласные съ тѣми, которые считаются господству-
