тейскимъ битвамъ, стараясь впрочемъ представлять ему опасными не больше вещей, чѣмъ сколько ихъ есть на самомъ дѣлѣ; если же вы замѣчаете, что какого-либо предмета онъ боится больше, чѣмъ слѣдуетъ, заставляйте его постепенно освоиваться съ нимъ, пока онъ не преодолѣетъ своего страха. По мѣрѣ успѣховъ такого рода онъ убѣдится, что зло иногда вовсе не такъ велико, какимъ его рисуетъ страхъ, и что истинное средство избѣжать его состоитъ вовсе не въ томъ, чтобы предаваться бѣгству или приходить въ смятеніе и цѣпенѣть отъ страха тамъ, гдѣ наша честь или долгъ требуютъ, чтобы мы шли впередъ.
Такъ какъ боль есть главная причина страха въ дѣтяхъ, то для того, чтобы внушить имъ твердость передъ страхомъ и опасностью, нужно пріучать ихъ къ перенесенію боли. Такой пріемъ нѣжнымъ папенькамъ и маменькамъ покажется, вѣроятно, чудовищнымъ, и большинство читателей сочтетъ, вѣроятно, безсмысленнымъ совѣтъ примирять человѣка съ болью посредствомъ причиненія ея… „Помилуйте, скажутъ мнѣ, это, можетъ быть, и прекрасное средство для того, чтобы поселить въ дѣтяхъ отвращеніе къ тому, кто причиняетъ имъ боль, но ужъ никакъ не для того, чтобы примирить ихъ съ болью. Странный методъ! Вы не хотите, чтобы дѣтей били за ихъ проступки, и требуете, чтобы ихъ мучили ради самаго мученья, когда они прекрасно ведутъ себя!“ Я не сомнѣваюсь, что встрѣчу подобныя возраженія, и пожалуй буду обвиненъ въ противорѣчіи своимъ собственнымъ словамъ. Я согласенъ, что въ данномъ случаѣ требуется крайняя осмотрительность, и поэтому не сомнѣваюсь, что мои мысли будутъ приняты только тѣми, кто умѣетъ смотрѣть въ самую глубь вещей. Я совѣтую не бить дѣтей за ихъ проступки, потому что хочу, чтобы они не смотрѣли на боль, какъ на величайшее изъ наказаній; и поэтому же самому я совѣтую подвергать ихъ иногда боли, чтобы пріучить ихъ переносить ее и не смотрѣть на нея, какъ на какое то величайшее бѣдствіе. Примѣръ Спарты достаточно показываетъ, какъ воспитаніе можетъ пріучать молодыхъ людей
