зомъ отъ обычной работы перевариванія новой пищи, можетъ употребить всѣ свои силы на исправленіе и одолѣніе вредныхъ соковъ.
Но даже и въ томъ случаѣ, если дѣти обладаютъ счастьемъ имѣть настолько благоразумныхъ родителей, которые не допускаютъ ихъ до излишества и даютъ имъ самыя простыя и обыкновенныя кушанья, даже и въ этомъ случаѣ весьма трудно предохранить ихъ отъ заразы, отравляющей душу; ибо, хотя можно и не безпокоиться за ихъ здоровье, пока они находятся въ рукахъ воспитателя, тѣмъ не менѣе ихъ желанія не могутъ не поддаться тѣмъ урокамъ, которые отовсюду даются имъ относительно этой стороны эпикурейства. Цѣнность, придаваемая повсюду хорошей ѣдѣ, не можетъ не служить успѣшнымъ подспорьемъ для природной склонности и быстро поселяетъ любовь къ изысканному столу и желаніе тратиться на него. Держать хорошій столъ—вотъ что всѣ, не исключая даже обличителей порока по профессіи, называютъ „хорошо жить“, „быть хорошо поставленнымъ“, „жить по благородному“. Какъ же вы хотите послѣ этого, чтобы угрюмый разумъ возсталъ противъ голоса всего свѣта? И можно ли надѣяться, что онъ будетъ услышанъ, если назоветъ распущенностью то, что такъ высоко цѣнится въ свѣтѣ и столь широко практикуется людьми самаго лучшаго общества?
Этотъ порокъ въ настоящее время настолько укоренился и имѣетъ столь ярыхъ защитниковъ, что считается чуть ли не добродѣтелью, и осужденіе его покажется, пожалуй, безуміемъ или наивностью. И я могъ бы опасаться, что сказанное мною будетъ сочтено за неумѣстную сатиру, если бы не говорилъ этого для того, чтобы пробудить бдительность родителей и обратить ихъ вниманіе на то, какъ дѣти окружены со всѣхъ сторонъ не только искушеніями, но прямо наставниками порока, и, быть можетъ, именно тамъ, гдѣ ихъ считаютъ въ наибольшей безопасности.
Не буду больше распространяться объ этомъ предметѣ и разбирать въ деталяхъ, сколько усилій употребляется на то,
