налъ въ рангоутѣ и снастяхъ, надувая марселя въ четыре рифа и зарифленный фокъ, подъ которыми «Чайка» неслась, раскачиваясь и вздрагивая, узловъ по двѣнадцати, убѣгая въ бакштагъ отъ попутной волны.
Небо черно отъ нависшихъ тучъ. Вокругъ мракъ и непрерывный гулъ бушующаго моря.
Изрѣдка лишь изъ-за мчавшихся клочковатыхъ облаковъ вдругъ выглядывала полная луна, освѣщая своимъ таинственнымъ серебристымъ свѣтомъ холмистое море, несушійся клиперъ съ его мачтами, парусами и палубой и разсыпающіяся у носа алмазныя брызги верхушекъ волнъ, вкатывающихся на бакъ, что бы вылиться въ море черезъ шпигаты. И снова мракъ ледяной осенней ночи въ Охотскомъ морѣ, куда клиперъ попалъ изъ Санъ-Франписко, посланный начальникомъ эскадры для крейсерства.
Когда капитанъ поднялся на мостикъ, его сразу охватило леденящимъ холодомъ послѣ тепла каюты.
Разставивъ широко ноги и держась за поручни, капитанъ сталъ всматриваться.
Луна въ эту минуту выплыла изъ-за облака.
Капитанъ воспользовался ея появленіемъ на нѣсколько секундъ и взглянулъ на паруса, на небо, на море.
Взглянулъ — и на его лицѣ не отразилось безпокойства. Вѣтеръ не крѣпчалъ.
