— Какъ ходъ, Александръ Васильичъ?
Лейтенантъ Адріановъ, молодой человѣкъ съ пригожимъ, совсѣмъ закраснѣвшимъ отъ холода лицомъ, отвѣтилъ:
— Десять съ половиной узловъ, Павелъ Львовичъ!
— А у васъ на рулѣ зѣваютъ!.. Эй, Кошкинъ! — крикнулъ капитанъ, перегнувшись черезъ поручни мостика.
— Есть! — отвѣчалъ чей-то голосъ внизу.
— Я тебѣ покажу, какъна рулѣ зѣвать! А еще старшій рулевой...
И, по обыкновенію, капитанъ уснастилъ свой окрикъ.
— А къ девяти часамъ и берегъ долженъ открыться. Не такъ ли, Евграфъ Иванычъ? — обратился капитанъ къ маленькой фигуркѣ, одѣтой въ затасканное пальто на бѣличьемъ мѣху, въ валенкахъ, съ нахлобученной на лобъ фуражкой и съ шерстянымъ шарфомъ, обмотаннымъ вокругъ шеи и захватывающимъ нижнюю часть морщинистаго, сухонькаго лица.
— Долженъ бы открыться, Павелъ Львовичъ!.. Но только сами знаете... Наблюденій сегодня не было... Точно не опредѣлились. А теченіе... чортъ его знаетъ... въ Охотскомъ морѣ! — проговорилъ нѣсколько ворчливымъ тономъ Евграфъ Ивановичъ, старшій штурманъ на «Чайкѣ».
— Но во всякомъ случаѣ не можетъ быть боль-
