— Однако, валимъ,. братцы, и къ мѣстамъ! — проговорилъ боцманъ, закрывая засѣданіе.
— А я, Иванычъ, сейчасъ попытаю Елисейку.. — неожиданно сказалъ кривоглазый матросъ.
— Какъ?
— А добромъ, Иванычъ.
— Простъ ты, Бычковъ!.. Съ Елисейкой ни крестомъ, ни перстомъ... Оглашенный!
— Не говори, Иванычъ. Зналъ такую загвоздку. Былъ на «Орлѣ» со мной такой же оглашенный. Ругали да били его до точкии вдругъ... добромъ. Онъ и поворотъ на другой «галцъ»!
— Что жъ, попытайся, Бычковъ... Только зря...
Всѣ поднялись наверхъ.
Боцманъ сталъ обходить палубу и, приглядывая за «убиркой», покрикивалъ:
— Поторапливай, черти! Не копайсь, братцы, такіе сякіе.
И когда замѣчалъ очень подавленныя лица молодыхъ матросовъ, тихо прибавлялъ:
— До срока не входи въ тоску... Духомъ не падай, матросики!.. Чище валяй... Не жалѣй суконокъ...
И въ грубоватомъ голосѣ боцмана звучала подбодряющая, почти ласковая, нотка.
Тѣмъ временемъ Бычковъ «пыталъ» Зябликова «добромъ».
— И команда не вѣритъ?.. А ты, Бычковъ, хоть и похорошему пытаешь — спасибои за то — а зря
