6.
— Въ первое время «Копчикъ» притихъ. Пороть поролъ, но безъ живодерства. Однако и къ боцману и въ особенности къ Кошкину сталъ придираться — прямо-таки не взлюбилъ. И съ капитаномъ во время перваго же разговора была разстройка. Вѣстовой Лаврюшка и слышалъ, какъ старшій офицеръ вломился въ амбицію и пригрозилъ, что спишется по болѣзни съ клипера на берегъ и возвратится въ Россію. Матросы, молъ, самовольно стали во фронтъ и облыжно показали на своего начальника, а капитанъ, вмѣсто взыска, ихъ же обнадежилъ бунтовать. И сталъ обсказывать, что наказывалъ матросовъ въ своемъ правѣ и безъ жестокости... И до того сбилъ капитана, что разстроилъ его. И сталъ онъ и передъ нимъ быдто извиняться и просить не уходить, но только, что бы Перкушинъ не вводилъ матросовъ въ тоску, что бывсе было по-хорошему и матросы не жаловались. Копчикъ обѣшалъ не вводить капитана въ разстройку и просилъ только не очень-то вѣрить матросамъ по своему доброму сердцу. Изъ-за этого, молъ, онии стали полагать о себѣ. Вотъ «Копчикъ» какую линію подвелъ, ваше благородіе. И левизоръ приходилъ объясняться насчетъ харча. Правымъ остался. — Вѣрно, говоритъ, что одна бочка солонины скверная попалась, такъ ее прикажетъ немедленно выбросить
