3.
Въ это время въ кружокъ вошелъ баталеръ Ивановъ.
— Вы это о чемъ? — небрежно спросилъ онъ, закуривая трубку.
— Да вотъ насчетъ Трофимова, Петровичъ! — взволнованно проговорилъ Лещиковъ, питая къ старому унтеръ-офицеру нѣкоторую слабость, какъ къ завѣдующему раздачей водки, который иногда позволялъ Лещикову выпить двѣ чарки вмѣсто положенной одной, если Лещиковъ покупалъ вторую чарку у кого-нибудь изъ не пьющихъ.
— Относительно какого, примѣрно сказать, обстоятельства? — задалъ вопросъ баталеръ, любившій, въ качествѣ бывшаго писаря, выражаться, какъ онъ говорилъ, «по-благородному».
— Да вотъ шельма Никишка брешетъ, что Трофимова обязательно поймаютъ... для этого и «Собака» на берегъ уѣхалъ — ловить!
— Ни въ жисть. Это одно «благоуханіе»! — авторитетно произнесъ баталеръ.
Онъ любилъ это слово и употреблялъ его въ разныхъ, имъ же придуманныхъ смыслахъ, когда хотѣлъ выразить что-нибудь невозможное или не стоящее вниманія.
И нерѣдко, когда кто-нибудь просилъ Петровича разрѣшить вторую чарку, онъ отвѣчалъ :
— Проваливай! Это одно благоуханіе!
