честолюбія. Въ послѣднее время на эскадру дошли слухи, будто бы Сѣверцовъ подавалъ высшему морскому начальству докладную запискуо необходимости реформъ во флотѣ.
Зналъ Сѣверцова только капитанъ «Кречета» Пересвѣтовъ. Они были товарищи. Но Пересвѣтовъ зналъ товарища только въ корпусѣ. Послѣ выхода въ офицеры служба ихъ разлучила, и они не встрѣчались.
Пересвѣтовъ хоть и помнилъ, что Сѣверцовъ въ корпусѣ былъ хорошимъ товарищемъ, тѣмъ не менѣе очень волновался пріѣздомъ товарища-адмирала, слухи о которомъ были не особенно утѣшительны для капитана, который болѣе чѣмъ фамильярно относился къ счетамъпо поставкамъ угля и провизіи. Положимъ, онъ пользовался скидками на счетахъ единственно потому, что былъ образцовый мужъ и отецъ и желалъ кое-что припасти для семьи; самъ онъ отличался скромностью своихъ потребностей, и былъ разсчетливъ до скупости, — но все-таки едва ли будутъ пріятны объясненія съ товарищемъ-адмираломъ, если бы обна-ружились какъ-нибудь его семейныя заботы.
«Ужъ слишкомъ высоки были цѣны по счетамъ», думалъ теперь Егоръ Егоровичъ, почесывая свою лысину, и о чемъ-то конфиденціально шептался съ ревизоромъ, лейтенантомъ Нерпинымъ.
— Не безпокойтесь, Егоръ Егорычъ... Все по
