ства пьянящие пары, горячат кровь и льют напряжение в каждый нерв. И снова, как и впервый раз, самодовлеющая личность теряет себя, из двух сливается в одно, чтобы на миг раствориться в единой вселенской сущности...
Уже зажглись вечные маяки на вечном, несуществующем небе; ухает ночная птица: совсем близко, мерцает бледным огоньком гнилушка.
И звезды, и птица, и разложившийся кусок дерева, и мы, два человека, исполняем великую симфонию жизни.
Время течет ли, стоит ли?..
Засвистели пеночки, малиновки; крикнула проснувшаяся кукушка; заалела полоса небесного пожара.
Сидящая со мною, говорит:
— Я пойду, — пора!
Я не задерживаю и не провожаю. Знаю, снова придет. Только, когда доходит до спуска, кричу ей:
— Как звать тебя?
Она, обернувшись, некоторое время молча смотрит, потом громко отзывается:
— Язычница!
И со звонким с смехом тонет в ущелье.
Плывем с Никандром по озеру. Он забыл привезти пороху, а тут, в ближнем аиле, есть у него дружок-алтаец. Может быть, немного перехватим.
Солнце жжет плечи и руки, но от воды прохладно. Местами она слепит глаза и тихо раскачивается густой, слегка дымящейся массой.
