не чувствуя, вдаются въ помыслъ, что не имѣютъ уже болѣе нужды въ совѣтѣ и вразумленіи другихъ, такъ какъ привыкли во всякой нуждѣ прибѣгать къ идолу собственнаго разумѣнія и сужденія.
Это — дѣло крайне опасное и трудно врачуемое; гордость ума гораздо бѣдственнѣе, чѣмъ гордость воли. Ибо гордость воли, будучи явна для ума, можетъ быть иной разъ имъ удобно уврачевана, чрезъ подклоненіе ея подъ иго должнаго. Умъ же, когда самонадѣянно утвердится въ мысли, что его собственныя сужденія лучше всѣхъ другихъ, кѣмъ наконецъ можетъ быть уврачеванъ? Можетъ ли онъ кого-либо послушаться, когда увѣренъ, что сужденія всѣхъ другихъ не такъ хороши, какъ его собственныя? Когда же это око души — умъ, помощію котораго человѣкъ могъ бы узнавать и исправлять гордость воли, самъ ослѣпленъ гордостію и остается неуврачеваннымъ, кто уврачуетъ и волю? И бываетъ тогда внутри все разстроено, и притомъ такъ, что негдѣ и не кому пластыря приложить. Вотъ почему надлежитъ тебѣ, какъ можно скорѣе, воспротивляться этой пагубной гордынѣ ума, прежде чѣмъ она проникнетъ до мозга костей твоихъ; воспротивляйся же, обуздывай быстроту ума своего и покорно подчиняй свое мнѣніе мнѣнію другихъ; будь буй изъ любви къ Богу, если желаешь быть премудрѣе Соломона. Аще кто мнится мудръ быти въ вѣцѣ семь, буй да бываетъ, яко да премудръ будетъ (1 Кор. 3, 18).
