естественной къ самому себѣ любви, которая, клонясь болѣе къ самоугодію нежели къ Богоужденію, съ продолженіемъ времени нерѣдко успѣваетъ незамѣтно уклонить насъ отъ первоначальнаго добраго благоустроенія, и доводить до измѣненія первыхъ добрыхъ намѣреній и цѣлей. Посему-то Григорій Синаитъ и написалъ: „каждочасно внимай и настроенію воли своей съ тщательнымъ разсмотрѣніемъ, куда она клонится, по Богу ли, ради ли самого добра, и для пользы душевной сидишь ты безмолвствуя, поешь, читаешь, молишься и другіе проходишь подвиги, чтобъ иначе безъ своего вѣдома не окрадывать тебѣ самого себя“ (Гл. 19 Греч. Добротол. стр. 916).
Почему, кто не внимаетъ добрѣ сему, тотъ послѣ того какъ начнетъ дѣлать какое дѣло съ единственною цѣлію благоугодить Господу, потомъ мало-по-малу нечувствительно вводитъ въ то дѣло и самоугодіе, находя въ немъ и своимъ пожеланіямъ удовлетвореніе, и это въ такой степени, что уже совсѣмъ забываетъ о волѣ Божіей. И связывается онъ услажденіемъ отъ того дѣла такъ сильно, что если самъ Богъ воспрепятствуетъ ему исполнять его, или посредствомъ болѣзни какой, или чрезъ искушеніе отъ людей и бѣсовъ, или другимъ какимъ образомъ, онъ возмущается противъ того весь, и нерѣдко осуждаетъ то одного, то другаго, что послужили ему препоной въ любимомъ ему теченіи дѣлъ, иной же разъ ропщетъ на самого Бога: что явнымъ служитъ признакомъ, что ихъ сердечное настроеніе не Божіе, а породилось отъ поврежденнаго и гнилаго корня самолюбія.
Ибо кто подвигаемъ бываетъ на дѣла однимъ сознаніемъ воли Божіей на то, и однимъ желаніемъ угодить чрезъ то Богу, тотъ никогда не вожделѣваетъ одного дѣла паче другаго, хотя бы одно изъ нихъ было высоко и велико, а другое низко и малозначительно; но одина-
