Карликъ умолкъ; и это длилось долго. Его молчаніе давило меня; и поистинѣ, вдвоемъ человѣкъ бываетъ болѣе одинокимъ, чѣмъ наединѣ съ собою!
Я поднимался, я поднимался, я грезилъ, я думалъ, — но все давило меня. Я походилъ на больного, котораго усыпляетъ тяжесть страданій его, но котораго снова будитъ отъ сна еще болѣе тяжелый сонъ.
Но есть во мнѣ нѣчто, что называю я мужествомъ; оно до сихъ поръ убивало во мнѣ уныніе. Это мужество заставило меня наконецъ остановиться и сказать: «Карликъ! Ты! Или я!»
Мужество лучшее смертоносное оружіе, — мужество нападающее: ибо въ каждомъ нападеніи есть побѣдная музыка.,
Человѣкъ же самое мужественное животное: этимъ побѣдилъ онъ всѣхъ животныхъ. Побѣдной музыкой преодолѣлъ онъ всякое страданіе; а человѣческое страданіе — самое глубокое страданіе.
Мужество побѣждаетъ даже головокруженіе на краю пропасти: а гдѣ же человѣкъ не стоялъ бы на краю пропасти! Развѣ смотрѣть въ себя самого — не значить смотрѣть въ пропасть?
Мужество лучшее смертоносное оружіе: мужество убиваетъ даже состраданіе. Состраданіе же есть наиболѣе глубокая пропасть: ибо насколько глубоко человѣкъ заглядываетъ въ жизнь, настолько глубоко заглядываетъ онъ и въ страданіе.
Мужество лучшее смертоносное оружіе, — мужество нападающее: оно убиваетъ даже смерть, ибо оно говоритъ; «Такъ это была жизнь? Ну, что жъ! Еще разъ!»
Но въ этихъ словахъ громко звучитъ побѣдная музыка. Имѣющій уши, да слышитъ».
Карлик умолк; и это длилось долго. Его молчание давило меня; и поистине, вдвоем человек бывает более одиноким, чем наедине с собою!
Я поднимался, я поднимался, я грезил, я думал, — но всё давило меня. Я походил на больного, которого усыпляет тяжесть страданий его, но которого снова будит от сна еще более тяжелый сон.
Но есть во мне нечто, что называю я мужеством; оно до сих пор убивало во мне уныние. Это мужество заставило меня наконец остановиться и сказать: «Карлик! Ты! Или я!»
Мужество лучшее смертоносное оружие, — мужество нападающее: ибо в каждом нападении есть победная музыка.,
Человек же самое мужественное животное: этим победил он всех животных. Победной музыкой преодолел он всякое страдание; а человеческое страдание — самое глубокое страдание.
Мужество побеждает даже головокружение на краю пропасти: а где же человек не стоял бы на краю пропасти! Разве смотреть в себя самого — не значить смотреть в пропасть?
Мужество лучшее смертоносное оружие: мужество убивает даже сострадание. Сострадание же есть наиболее глубокая пропасть: ибо насколько глубоко человек заглядывает в жизнь, настолько глубоко заглядывает он и в страдание.
Мужество лучшее смертоносное оружие, — мужество нападающее: оно убивает даже смерть, ибо оно говорит; «Так это была жизнь? Ну, что ж! Еще раз!»
Но в этих словах громко звучит победная музыка. Имеющий уши, да слышит».
