— горѣть малымъ огнемъ на высокихъ мачтахъ: хотя малымъ огнемъ, но большимъ утѣшеніемъ для сѣвшихъ на мель корабельщиковъ и для потерпѣвшихъ кораблекрушеніе!
Многими путями и способами дошелъ я до моей истины не по одной лѣстницѣ поднимался я на высоту, откуда мой взоръ устремился въ мою даль.
И всегда неохотно спрашивалъ я о дорогахъ, — это всегда было противно моему вкусу! Я лучше самъ вопрошалъ и испытывалъ дороги.
Испытывать и вопрошать было всѣмъ моимъ хожденіемъ: — и поистинѣ, даже отвѣчать надо научиться на этотъ вопросъ! Но таковъ — мой вкусъ:
— ни хорошій, ни дурной, но мой вкусъ, котораго я на стыжусь и на прячу.
«Это — теперь мой путь, — а гдѣ же вашъ?» такъ отвѣчалъ я тѣмъ, кто спрашивалъ меня о «пути». Именно одного пути — и не существуетъ!»
Такъ говорилъ Заратустра.
«Здѣсь сижу я и жду; всѣ старыя разбитыя скрижали вокругъ меня, а также новыя, наполовину исписанныя. Когда же настанетъ мой часъ? —
— часъ моего тъсхождѣйія, часъ моего заката: ибо еще разъ хочу я пойти къ людямъ.
— гореть малым огнем на высоких мачтах: хотя малым огнем, но большим утешением для севших на мель корабельщиков и для потерпевших кораблекрушение!
Многими путями и способами дошел я до моей истины не по одной лестнице поднимался я на высоту, откуда мой взор устремился в мою даль.
И всегда неохотно спрашивал я о дорогах, — это всегда было противно моему вкусу! Я лучше сам вопрошал и испытывал дороги.
Испытывать и вопрошать было всем моим хождением: — и поистине, даже отвечать надо научиться на этот вопрос! Но таков — мой вкус:
— ни хороший, ни дурной, но мой вкус, которого я на стыжусь и на прячу.
«Это — теперь мой путь, — а где же ваш?» так отвечал я тем, кто спрашивал меня о «пути». Именно одного пути — и не существует!»
Так говорил Заратустра.
«Здесь сижу я и жду; все старые разбитые скрижали вокруг меня, а также новые, наполовину исписанные. Когда же настанет мой час? —
— час моего тъсхождейия, час моего заката: ибо еще раз хочу я пойти к людям.
