Греча, Булгарина, Полевого и менѣе извѣстныхъ авторовъ — постигло забвеніе, лишь, изрѣдка нарушаемое трудолюбивыми разысканіями историковъ литературы.
И только немеркнущимъ свѣтомъ, какъ лучезарныя звѣзды сіяютъ и весело-привѣтно свѣтятъ намъ изъ далекаго прошлаго немудреные разсказы пасичника Рудаго Панька, изъ хутора близъ Диканьки. Ихъ не затмили шедевры, вылившіеся съ пера цѣлой плеяды талантливыхъ писателей, — и до сихъ поръ мы перечитываемъ повѣсти Гоголя, какъ нѣчто живое, свѣжее; и это чтеніе, отрывая насъ отъ безотрадныхъ порою думъ и мелочей кипящей вокругъ жизни, даетъ намъ чистое эстетическое наслажденіе.
Гдѣ, и въ чемъ тайна этого явленія? Гдѣ источникъ того очарованія, которое испытали всѣ мы въ дѣтствѣ и ранней юности, переносясь вмѣстѣ съ Гоголемъ въ его благодатную Украйну, — и сохранили это очарованіе на много лѣтъ?…
Обратившись за разрѣшеніемъ этого вопроса къ критикѣ, современной Гоголю и позднѣйшей, мы не найдемъ разгадки его очарованія. Мало того, мы встрѣтимъ рядъ изумительно противорѣчивыхъ сужденій. Авторитетный въ свое время Н. А. Полевой одобрительно отозвался о первыхъ повѣстяхъ Гоголя, но затѣмъ измѣнилъ тонъ и первый провозгласилъ, что «Гоголя захвалили». Знаменитый острословъ своего времени, баронъ Брамбеусъ-Сенковскій, говорилъ объ авторѣ «Тараса Бульбы», «Старосвѣтскихъ помѣщиковъ» и пр. — что «у него нѣтъ чувства», что онъ употребляетъ выраженія низкія, грязныя, а по содержанію — его повѣсти ниже романовъ.... Поль-де-Кока.
Ученый критикъ, также нынѣ забытый, какъ и Сенковскій — проф. С. Шевыревъ отмѣтилъ только, что Гоголь имѣетъ чудный даръ схватывать безсмыслицу въ жизни человѣка, но не нашелъ въ его повѣстяхъ ничего, кромѣ смѣшного и забавнаго. Все глубоко-грустное, трогательное, патетическое — прошло мимо его вниманія....
Это странное непониманіе Гоголя можно, кажется намъ,
Греча, Булгарина, Полевого и менее известных авторов — постигло забвение, лишь, изредка нарушаемое трудолюбивыми разысканиями историков литературы.
И только немеркнущим светом, как лучезарные звезды сияют и весело-приветно светят нам из далекого прошлого немудреные рассказы пасечника Рудого Панька, из хутора близ Диканьки. Их не затмили шедевры, вылившиеся с пера целой плеяды талантливых писателей, — и до сих пор мы перечитываем повести Гоголя, как нечто живое, свежее; и это чтение, отрывая нас от безотрадных порою дум и мелочей кипящей вокруг жизни, дает нам чистое эстетическое наслаждение.
Где, и в чём тайна этого явления? Где источник того очарования, которое испытали все мы в детстве и ранней юности, переносясь вместе с Гоголем в его благодатную Украйну, — и сохранили это очарование на много лет?..
Обратившись за разрешением этого вопроса к критике, современной Гоголю и позднейшей, мы не найдем разгадки его очарования. Мало того, мы встретим ряд изумительно противоречивых суждений. Авторитетный в свое время Н. А. Полевой одобрительно отозвался о первых повестях Гоголя, но затем изменил тон и первый провозгласил, что «Гоголя захвалили». Знаменитый острослов своего времени, барон Брамбеус-Сенковский, говорил об авторе «Тараса Бульбы», «Старосветских помещиков» и пр. — что «у него нет чувства», что он употребляет выражения низкие, грязные, а по содержанию — его повести ниже романов… Поль-де-Кока.
Ученый критик, также ныне забытый, как и Сенковский — проф. С. Шевырев отметил только, что Гоголь имеет чудный дар схватывать бессмыслицу в жизни человека, но не нашел в его повестях ничего, кроме смешного и забавного. Всё глубоко-грустное, трогательное, патетическое — прошло мимо его внимания…
Это странное непонимание Гоголя можно, кажется нам,
