Едва толпа удалилась, какъ заморскій басурманинъ тотчасъ дверь на запоръ и къ красавицѣ; все съ нея долой: и шляпку и башмачки и чулочки,—оставилъ только, окаянный, юбку да кофточку; схватилъ несчастную за косу, поставилъ на полку и покрылъ хрустальнымъ колпакомъ.
Самъ же за перочинной ножичекъ,—шляпку въ руки—и съ чрезвычайнымъ проворствомъ ну съ нее срѣзывать пыль, налетѣвшую съ мостовой; рѣзалъ, рѣзалъ и у него въ рукахъ очутились двѣ шляпки, изъ которыхъ одна чуть было не взлетѣла на воздухъ, когда онъ надѣлъ ее на столбикъ; потомъ онъ также осторожно срѣзалъ тисненые цвѣты на матеріи, изъ которой была сдѣлана шляпка,—и у него сдѣлалась еще шляпка; потомъ еще разъ—и вышла четвертая шляпка, на которой былъ только оттискъ отъ цвѣтовъ; потомъ еще,—и вышла пятая шляпка простенькая; потомъ еще, еще—и всего набралось у него двѣнадцать шляпокъ; то же окаянный сдѣлалъ и съ платьецемъ и съ шалью и съ башмачками и
