играть на рожкѣ. Вотъ увидите, дорогой докторъ, на Испаньолѣ все будетъ, какъ на военномъ кораблѣ.
„Надо вамъ также сказать, что Джонъ Сильверъ человѣкъ солидный. Я навѣрное знаю, что у него есть текущий счетъ съ одной банкирской конторой. Онъ женатъ, и его жена, пока онъ ѣздитъ, будетъ завѣдывать гостинницей. Дама эта цвѣтной масти и вы легко можете догадаться, что не одна забота о здоровьи побуждаетъ Джона Сильвера тряхнуть стариной и пуститься в море.
„P.P.S.S. Гоукинса отпустите къ матери, съ позволеніемъ ночевать у нея одну ночь“.
Можете себѣ представить, въ какое пришелъ я возбужденіе, когда прочелъ это письмо. Отъ радости я не помнилъ себя. За то старик Редрутъ ворчалъ и жаловался на судьбу. Я увѣренъ, что другіе доѣзжачіе охотно помѣнялись бы мѣстомъ съ Редрутомъ, но сквайръ рѣшилъ такъ, а его слово было закономъ. Никто, кромѣ самого Редрута, не смѣлъ ему противорѣчить.
На другой день утромъ мы отправились въ гостинницу Адмираль Бенбо и я нашелъ матушку въ добромъ здоровьи и въ веселомъ расположеніи духа. Мучивший ее капитанъ переселился въ тѣ края, гдѣ злые безсильны дѣлать зло, и горизонтъ ея жизни прояснился. Сквайръ велѣлъ починить нашъ домъ и заново подрисовать и подкрасить нашу вывѣску. Онъ прислалъ также нѣсколько мебели и между прочимъ хорошее, покойное кресло, на которомъ матушка засѣдала теперь въ буфетѣ. Въ помощь ей и на замѣну мнѣ, сквайръ позаботился подыскать мальчика, котораго отдали матушкѣ для обученія трактирному дѣлу. Все было устроено такъ, чтобы наши дѣла не пострадали въ мое отсутствіе.
Мнѣ было ужасно тяжело, что чужой будетъ на моемъ мѣстѣ, около матушки. Видъ неловкаго мальчика, дѣлавшаго поминутно промахъ за промахомъ, раздражалъ меня чрезвычайно и я все время, пока былъ дома, придирался к моему заместителю.
Переночевавъ у матушки, мы съ Редрутомъ пошли на другой день послѣ обѣда назадъ въ замокъ. Я нѣжно простился съ матушкой и дорогой нѣсколько разъ оборачивался, чтобы взглянуть на гостинницу, новая вывѣска которой такъ и лоснилась на солнце свѣжими красками.
Вечеромъ мы сѣли въ дилижансъ и поѣхали въ Бристоль. Мнѣ пришлось сидѣть на имперіалѣ, между Редрутомъ и каким-то
играть на рожке. Вот увидите, дорогой доктор, на Испаньоле всё будет, как на военном корабле.
„Надо вам также сказать, что Джон Сильвер человек солидный. Я, наверное, знаю, что у него есть текущий счёт с одной банкирской конторой. Он женат, и его жена, пока он ездит, будет заведовать гостиницей. Дама эта цветной масти и вы легко можете догадаться, что не одна забота о здоровье побуждает Джона Сильвера тряхнуть стариной и пуститься в море.
„P.P.S.S. Гоукинса отпустите к матери, с позволением ночевать у неё одну ночь“.
Можете себе представить, в какое пришёл я возбуждение, когда прочёл это письмо. От радости я не помнил себя. Зато старик Редрут ворчал и жаловался на судьбу. Я уверен, что другие доезжачие охотно поменялись бы местом с Редрутом, но сквайр решил так, а его слово было законом. Никто, кроме самого Редрута, не смел ему противоречить.
На другой день утром мы отправились в гостиницу Адмираль Бенбо и я нашёл матушку в добром здоровье и в весёлом расположении духа. Мучивший её капитан переселился в те края, где злые бессильны делать зло, и горизонт её жизни прояснился. Сквайр велел починить наш дом и заново подрисовать и подкрасить нашу вывеску. Он прислал также несколько мебели и между прочим хорошее, покойное кресло, на котором матушка заседала теперь в буфете. В помощь ей и на замену мне, сквайр позаботился подыскать мальчика, которого отдали матушке для обучения трактирному делу. Всё было устроено так, чтобы наши дела не пострадали в моё отсутствие.
Мне было ужасно тяжело, что чужой будет на моём месте, около матушки. Вид неловкого мальчика, делавшего поминутно промах за промахом, раздражал меня чрезвычайно и я всё время, пока был дома, придирался к моему заместителю.
Переночевав у матушки, мы с Редрутом пошли на другой день после обеда назад в замок. Я нежно простился с матушкой и дорогой несколько раз оборачивался, чтобы взглянуть на гостиницу, новая вывеска которой так и лоснилась на солнце свежими красками.
Вечером мы сели в дилижанс и поехали в Бристоль. Мне пришлось сидеть на империале, между Редрутом и каким-то
