Но прошла минута, и Ждановъ двинулся къ матросу, помахивая кулакомъ.
Поблѣднѣвшій какъ смерть, Митюшинъ не подался шагу назадъ и, рѣшительно глядя въ глаза боцмана, кинулъ:
— Смѣй только. Искровяню твою сытую свиную морду!
Ждановъ отвелъ свой взглядъ. Кулакъ боцмана опустился. И еще медленнѣе прохрипѣлъ онъ сдавленнымъ отъ злобы голосомъ:
— Поймешь, какъ найдешь свои права. Узнаешь, что съ тобой, отчаяннымъ, будетъ за оскорбленіе боцмана... Вонъ!
— Доноси, Іуда! Какъ бы самому не поперхнуться... Не всѣ же повѣрятъ, что ты бунтъ открылъ!—презрительно кинулъ матросъ...
Съ этими словами Митюшинъ вышелъ изъ боцманской каюты.
III.
И матросы называли Митюшина „отчаяннымъ“.
Они дивились „башковатому“ и безпокойному маленькому матросу, который „ничего не боится“, горячится противъ несправедливости и „обижается“, если что не по закону.
Матросы любопытно слушали возбужденныя, страстныя рѣчи, но недолюбливали и побаивались „законника“ за его, подчасъ ядовитыя, шутки и насмѣшки и часто не понимали, изъ-за чего „кипятится“ этотъ образцовый по службѣ матросъ и за
