мичманы наскакивали съ кулаками на людей и не испытывали ни малѣйшаго смущенія.
Но всѣ эти господа, повидимому, понимали, что Митюшинъ выдѣлялся изъ толпы матросовъ и сознаніемъ человѣческаго достоинства, и пониманіемъ своихъ правъ. И потому законъ оберегалъ неприкосновенность его тѣла. Да къ тому же толковый и усердный матросъ безукоризненно служилъ и не давалъ повода офицерамъ къ „выучкѣ“.
Часъ отдыха прошелъ. Просвистали: „вставать“.
Вслѣдъ затѣмъ пробила тревога къ артиллерійскому ученію.
IV.
На мостикъ поднялся толстый, небольшаго роста адмиралъ, съ сѣдой бородой, обрамлявшей добродушное полное лицо, довольный и ласково улыбающійся, какимъ привыкли всѣ видѣть младшаго флагмана. Онъ „выплавывалъ“ своей цензъ, для увѣнчанія морской карьеры, на якорѣ и не опасался за цѣлость броненосцевъ. Вѣдь эти великаны требуютъ искуснаго управленія, и часто „напарываются“ на камни или притыкаются къ мелямъ.
Адмиралъ смотрѣлъ на ученіе, и маленькіе добрые глаза его превосходительства принимали выраженіе мечтательнаго восторга при видѣ этихъ быстро заряжаемыхъ гигантовъ—орудій, точно адмиралъ представлялъ себѣ настоящій бой, но(?)сколько могло представить воображеніе человѣка, не бывшаго въ бояхъ, и—„Грозящаго“, натурально, побѣдителемъ какого-нибудь „торгаша-англичанина“.
