хроникѣ, — служитъ еще то, что самъ Стрыйковскій, въ сочиненіи «Курьеръ Добродѣтели», изданномъ осмью годами ранѣе Хроники, расказывая о Палемонѣ, прибавляетъ на полѣ: «по русскимъ лѣтописцамъ въ 428 году по Р. Х., но должно быть позже». Объ Юліѣ Цезарѣ тамъ нѣтъ ни слова; видно, что еще Стрыйковскій былъ робче и толковѣе; еще тогда не обуяла имъ страсть, которая потомъ овладѣла имъ, вскружила его бѣдную голову и принудила его, для подтвержденія любимой идеи, преисполнить свою хронику анахронизмами, парахронизмами, и наконецъ увлекла его до такой степени, что онъ не совѣстился выдумывать фальшивыя числа и включать ихъ, какъ факты, въ пресловутую свою хронику. Въ «Курьерѣ» уже Стрыйковскій упоминаетъ о четырехъ знатнѣйшихъ дворянскихъ домахъ Литвы, какъ происходящихъ отъ Итальяцевъ; но какъто еще робко, заслоняясь именемъ инока Димитрія. Въ предисловіи къ «Курьеру», Стрыйковскій пишетъ, что о прибытіи Итальянцевъ въ Литву онъ почерпнулъ изъ Мѣховиты (т. е. изъ Длугоша) и изъ инока Димитрія; но объясненіе этого обстоятельства онъ считаетъ своею главнѣйшею заслугою, важнѣйшею честію помянутаго стихотворнаго произведенія. Тутъ нѣтъ еще ни слова ни о Гваньини, ни о покражѣ, а о дальнѣйшемъ намѣреніи писать исторію едва имѣется нѣсколько неясныхъ намековъ.
Таковое было, по нашему мнѣнію, происхожденію этой басни въ XV вѣкѣ изъ народнаго преданія, обработаннаго русско-литовскимъ лѣтописцемъ инокомъ Димитріемъ или кѣмъ -либо другимъ изъ современниковъ; а Стрыйковскій взялъ ее за святую истину, перенесъ изъ V столѣтія по Р. Х. къ эпохѣ Юлія Цезаря и, подхвативъ имя Публія Либона, самымъ непостижимымъ образомъ слилъ его воедино съ Палемономъ. Слѣдуетъ вспомнить, что всѣ знатнѣйшія литовскія фамиліи производятся отъ пятисотъ римскихъ патриціевъ, спутниковъ Палемона, и эта когорта служитъ неисчерпаемымъ басейномъ, откуда берутся матеріалы для цѣлыхъ тысячъ генеалогическихъ выводовъ. Вспомнимъ, что родословіе Гедройцовъ въ «Курьерѣ» совершенно другое, нежели въ Хроникѣ, и слѣдовательно, какъ въ томъ, такъ и въ другомъ случаѣ, произвольно и невѣрно. Словомъ: все убѣждаетъ, что начальное преданіе было весьма неопредѣленно и толковалось каждымъ по собственнымъ соображеніямъ.
Гваньини, касательно пришествія итальянскихъ эмигрантовъ
