въ Литву, хотя пишетъ слово въ слово тоже, что Стрыйковскій помѣстилъ въ «Курьерѣ», но не рѣшается выдавать этого за несомнѣнную истину. У него нѣтъ ни слова, ни о Палемонѣ, ни объ Юліѣ Цезарѣ, но уже говорится о римскихъ патриціяхъ, какъ родоначальникахъ литовскаго дворянства. Далѣе онъ пишетъ, что эти итальянскіе пришельцы, съ теченіемъ времени, забыли свой языкъ и приняли языкъ и обычаи Литвы.
Еще и Папроцкій не имѣлъ никакого понятія о Палемонѣ, а свои генеалогіи начиналъ Литаономъ и Миндольфомъ. Онъ ничего не пишетъ о пришествіи Итальянцевъ и вообще объ этой итальянщинѣ, и хотя упоминаетъ о гербахъ Слупъ (послѣ Колонна) и Гиппоцентавръ, но прибавляетъ, что эти гербы принадлежатъ многимъ фамиліямъ; «яже — говоритъ онъ — никакъ не могъ узнать, какъ эти гербы получены и какому дому собственно принадлежатъ». Тогда еще труды достопочтеннаго Стрыйковскаго не спутали исторію для удобствъ геральдики.
Доказательствомъ того, что еще въ ХV вѣкѣ баснь о Палемонѣ не была общею, служитъ также выписка изъ такъ называемаго рауданскаго кодекса, приведенная Нарбутомъ, гдѣ помѣщена весьма странная генеалогическая таблица династіи Ягеллонидовъ. Тамъ дѣло обходится безъ римскаго патриція, и родоначальникомъ великихъ князей литовскихъ сдѣлана богиня Еглона....
Итакъ, лесть составила въ XV вѣкѣ баснь о Палемонѣ; черезъ сто лѣтъ, по тому же побужденію, Стрыйковскій подновилъ басню. Хотя онъ изъ всѣхъ силъ увѣряетъ, что ни для кого изъ денегъ не писалъ; однакожъ, можно считать доказаннымъ, что желаніе прислужиться аристократамъ В. К. Литовскаго играло немаловажную роль въ составленіи всего подробнаго баснописанія о Палемонѣ. Весьма жаль, что у насъ подъ рукою не было другаго сочиненія неутомимаго Стрыйковскаго, изданнаго въ 1577 году, подъ заглавіемъ: «Зерцало Литовской Хроники». Это историческо-генеалогическія таблицы, въ которыхъ Стрыйковскій весьма далеко простеръ свою услужливость къ литовскимъ вельможамъ; потомъ, въ хроникѣ, онъ многое выкинулъ. Стрыйковскій весьма сердится на тѣхъ, кто бы не сталъ вполнѣ вѣрить его сказанію о Палемонѣ. Частое обращеніе его къ этому предмету одно уже показываетъ, что онъ чувствовалъ свою слабую сторону. Для подкрѣпленія себя, онъ старается задѣть самолюбіе дворянства, представляя, что всегда лучше имѣть
