Штюрмер. — Он рассказывал свои интимные отношения служебные с бывшим императором, то, что тот ему сказал, что он ему ответил. Это такого рода служебная тайна, которую разглашать не дозволялось.
Соколов. — Вы говорите о том интервью, где Белецкий говорит, что Хвостов, вместе с Ржевским, имел замысел убить Распутина? Вы считали, что это интимная вещь, которую нельзя оглашать.
Штюрмер. — Нельзя оглашать, потому что я убедился, что это неправда, а он напечатал. Он не должен был писать против министра.
Соколов. — Он не был назначен генерал-губернатором, но остался сенатором?
Штюрмер. — Это дело министра юстиции.
Соколов. — Вы не возбуждали вопроса о его служебном преступлении, что он, пользуясь званием товарища министра и сенатора, распространяет заведомую клевету о министре внутренних дел?
Штюрмер. — Это послужило поводом…
Соколов. — К тому, что он не получил должность генерал-губернатора?
Штюрмер. — Да.
Соколов. — А сенатор он оставался. А о том, чтобы возбудить служебное расследование…
Штюрмер. — Я сообщил министру юстиции.
Соколов. — Кто был министром юстиции?
Штюрмер. — Хвостов.
Соколов. — Что же вам ответил Хвостов?
Штюрмер. — Что он очень возмущен, отрицательно относится к этому и остановился на мысли о том, что он не должен оставаться сенатором.
Соколов. — Это осуществилось или нет?
Штюрмер. — Нет.
Соколов. — И вы терпели, как председатель Совета Министров, что лицо, с заведомой клеветой выступившее в печати, оставалось на этой должности?
Штюрмер. — Я был по должности министра внутренних дел, а в должность, касающуюся министра юстиции, я не вмешивался.
Иванов. — Скажите, когда вы получили сведения о неблаговидной деятельности Манасевича-Мануйлова, то вы изволили содействовать расследованию его деятельности. В чем-нибудь выразилось это содействие?
Штюрмер. — Нет, я его специально назначил заведывать охраной Распутина, никаких других поручений я ему не давал. Это было гораздо раньше.
Иванов. — Вы не сделали распоряжения, чтобы было быстрое расследование?
