Я решил твердо заступиться за Драгомирецкого, который 27 лет безупречно служил в этом департаменте. Я просил свидания. Свидания не давали. Тогда я написал несколько самых серьезных писем, которые на него, оказывается, произвели впечатление, как он мне об этом сам 10 декабря говорил… Он сказал еще, что он страшно был возмущен, что его разговору с Варбургом придают не то значение, что потребовали какие-то сведения от нашего посланника Неклюдова в Стокгольме и что Покровский якобы действует против него… Тогда я говорю: «Я думаю, что это не совсем так. Если желаете, я узнаю от Покровского, что было послано в Стокгольм»… Я тогда отправился к Покровскому, которого я хорошо знал — с того времени, когда он был товарищем министра финансов. Покровский сказал: «Я уполномачиваю вас передать Протопопову, что послано было до меня; но если бы я был на этом месте, я бы тоже послал запрос по поводу этого разговора»…
Председатель. — В ваших показаниях относительно Штюрмера я отметил вот какое обстоятельство: Штюрмер вам еще в начале своей высокой политической карьеры говорил о том, что он хочет быть министром иностранных дел. Это так и исполнилось…
Андроников. — Причина была — недовольство Сазоновым за его польскую политику.
Председатель. — Откуда вы это знаете?
Андроников. — Об этом очень много говорилось!… Вообще, я за всем следил 20 лет, — за время моей жизни в Петрограде…
Председатель. — Скажите, вы не видали следов соприкосновения со шпионством, с немецкой организацией — со стороны некоторых лиц, с которыми вы встречались?
Андроников. — Никогда не было и подозрения…
Председатель. — Ну, например, Альтшуллер?
Андроников. — Он был другом дома Сухомлиновых… Лично мне он внушал отвращение и омерзение! Я бы к себе, будучи военным министром, австрийского консула никогда, ни под каким видом не пускал…
Председатель. — А Гашкевич?[*]
Андроников. — Она была в добрых отношениях с Сухомлиновым…
Председатель. — Одним словом, реальных фактов вы не знаете?
Андроников. — Не знаю.
