няется, так как ока приглашена во дворец, а ближайшие дни у нее разобраны, и согласилась со мною в необходимости должного отпора А. Н. Хвостову.
Этот отказ от обеда совершенно изменил, как мне передавали близкие к Хвостову лица, его настроение, А. Н. Хвостов понял, что его игра проиграна. Действительно, он не был даже вызван государем, и Штюрмер получил портфель министра внутренних дел, доказав государю и императрице, при деятельной поддержке, оказанной ему владыкой митрополитом, Распутиным и А. А. Вырубовой, необходимость такую важную роль государственного управления, как министерство внутренних дел, иметь в своих руках, хотя бы на некоторое время, пока все не войдет в свою колею. Конечно, А. Н. Хвостов в скорости узнал, какую роль я сыграл в его уходе, так как я имел неосторожность сказать об этом хотя и близким мне, но также и близким А. Н. Хвостову лицам, и, как мне передал граф Берг,[*] в свою очередь, сам лично и через Гурлянда постарался настроить Штюрмера настолько ко мне недоброжелательно, что Штюрмер совершенно изменился ко мне, начал заочно упрекать меня в том, что я с первого раза хотел взять его под наблюдение, поставив около него своих людей, в том числе и Мануйлова, которого он до того мало знал, что мне нужно как можно скорее уехать из Петрограда, так как я, как, по словам графа Берга,[*] уверял Штюрмера Гурлянд, чуть ли не намерен бросить в него, Штюрмера, бомбу, и начал торопить меня с отъездом. Это вполне совпадало с моим желанием и настойчивыми просьбами жены. Я уже заканчивал свои должностные визиты, приготовил себе и жене места в скором поезде и сообщил Князеву о дне своего выезда; жена же поехала в Москву прощаться со своими родными. За все это время, несмотря на неоднократные просьбы корреспондентов газет сообщить им сущность дела Ржевского, я хранил упорное молчание. Но за несколько дней до отъезда ко мне зашел М. М. Гакебуш (он же Горелов), с которым я, кроме знакомства на почве газетной, встречался и в частном доме моего близкого по Киеву знакомого и даже оказал ему услугу при его ходатайстве о перемене фамилии, рассказав мне о том освещении, которое придал делу Ржевского А. Н. Хвостов в передаче представителю совета редакторов; Гакебуш попросил меня сообщить ему лично историю дела Ржевского, но не для прессы, а в интересах защиты меня, когда понадобится, во время моего отсутствия из Петрограда. Я взял с него слово не оглашать на страницах газет моего рассказа, передал ему сущность всего дела, в общем, вполне тождественно тому, что он впоследствии опубликовал в редактируемом им тогда утреннем издании «Биржевых Ведомостей». Но затем, когда в газетах, в связи с уходом А. Н. Хвостова, начались разоблачения дела Ржевского, я вызвал к себе Мануйлова, и попросил его
