тик. Он находил в каждый момент те или другие приемы, которые отвечали его желаниям в данную минуту.
Председатель. — Вы не вполне правды. Та записка, которую прислала ваша супруга, была препровождена Ширинским-Шихматовым Протопопову, а Протопоповым, через Анну Александровну, в Царское.
Белецкий. — Это ничего не значит. Он должен был, в силу необходимости, показать, что он близок к ней. Иначе он не нашел бы поддержки. Это — единственная поддержка, которой он должен был искать. Раз он разошелся с Государственной Думой, то должен был укрепиться в государственном совете. Все это было сделано Иваном Григорьевичем[*]. Второй раз Распутин приехал к Ивану Григорьевичу. Так что тут все шло к этому. Для него это была оппозиция; ему нужно было, чтобы правое крыло государственного совета, более или менее к нему милостиво относящееся, было известным противовесом настроению, идущему на него из Государственной Думы.
Председатель. — Как же Протопопов относился к повороту назад, к изменению основных законов?
Белецкий. — Эта записка Протопопова мне не была известна. В этом направлении Протопопов резко пошел бы против.
Председатель. — В той записке, которая была в двух экземплярах, все направлено в сторону законосовещательной Думы.
Белецкий. — Это было среди правых. Они смотрели на Думу, как на орган законосовещательный.
Председатель. — Вы изволили сами сказать, что это так. Если бы революция, под влиянием слабых ударов, только возбуждавших, не перешла в наступление, то в наступление перешла бы реакция.
Белецкий. — Есть люди, которые способны только вступать на путь паллиативных мер. Протопопов именно такой человек. В сознании известного момента он неспособен переступить грань и быть решительным в своей политике. Конечно, есть люди, которые могут быть демагогами, но Протопопов не такой человек, это человек совершенно другого склада. Я рассказывал, например, я знал, что он великолепно знает Керенского, что у него имеются сведения помимо Керенского, и другие лица мне об этом говорили; и вдруг все это оканчивается тем буфом, про который мне стыдно было узнать, стыдно было утром прочитать в газетах. Когда я прочитал, что это есть заговор (Комиссаров живой свидетель, он может сказать), я говорю: «Неудачный ход, у Протопопова козыря выбивают из рук». Вот мои слова, когда я прочитал об этом.
Председатель. — Это ликвидация?
Белецкий. — Простая ликвидация, которая не имеет никакого значения, которую мог сделать начальник охранного отде-
