когда тот приезжал в Спалу или Скерневицы, говорил с ним по этому вопросу.
Председатель. — Но в чем существо беседы? Почему Штюрмеру нужно было телеграфировать, чтобы задержать разрешение польского вопроса?
Гр. Велепольский. — Я не знаю. Известно, что я и мой брат в ставке говорили, и я думаю, что брат должен был затронуть у государыни императрицы этот вопрос. Но никаких сведений, я первый раз слышу. То-есть, мне А. Р. говорил на прошлой неделе, что существует такая телеграмма. Но он несколько иначе объяснял; он не знал ее, и я впервые узнаю, что такая телеграмма существует, что мог быть поднят такой вопрос. Надобности задержания я не понимаю.
Иванов. — Не могло исходить от вашего брата, чтобы он просил государыню?
Гр. Велепольский. — Нет, я этого не думаю.
Председатель. — Как же отнесся на этот раз бывший император к предстательству вашего брата за Польшу? Вы изволили сказать, что он благожелательно относился к вам. А в беседе с вашим братом?
Гр. Велепольский. — Тоже соглашался на все пункты, которые брат представил в записке на французском языке, но которая совсем сходна с теми пунктами, которые я представил в ставку. И я, и мой брат стояли на том ответе, который дал мне государь император, что будет специальный акт издан в скором времени. Так что мы довольно в этом отношении были спокойны и совсем удовлетворены. Только, когда акта не последовало до 9-го августа, я обратился уже к Штюрмеру с вопросом, что это значит? Конечно, мы это могли приписать той перемене, которая произошла в министерстве иностранных дел.
Председатель. — То-есть тому, что Сазонова сменил Штюрмер?
Гр. Велепольский. — Да.
Председатель. — Теперь позвольте вас попросить вспомнить некоторые частности вашей беседы со Штюрмером, когда вы добивались издания акта о Польше. Не отговаривался Штюрмер тем, что сперва нужно удовлетворить русский народ, а потом уже поляков?
Гр. Велепольский. — Этого я не помню. Я только одно помню, что в разговоре, который происходил 9-го августа и потом 18-го августа, я утверждал, что нам известно по данным, не совсем неопределенным, о подготовлении германцами какого-то акта о независимости; и мы настаивали, что должен быть издан акт в интересах России и Польши, и более широкий, чем немецкий. Это было исходной точкой всех наших разговоров.
Председатель. — Вы разговаривали с русским министром иностранных дел. Что же против такого непререкаемого, в смысле
