тебѣ объ этомъ. Мнѣ думается именно, что ты сказалъ приблизительно такъ, что согласіе между богами было устроено благодаря любви къ прекрасному, ибо любви къ безобразному не существуетъ. Не такъ ли приблизительно говорилъ ты? — Да, я сказалъ такъ, отвѣчалъ Агатонъ. — И ты сказалъ весьма умѣстно, другъ мой, замѣтилъ Сократъ, и разъ это такъ, то не согласишься ли ты, что Эросъ есть любовь къ прекрасному, а не къ безобразному? — Онъ согласился съ этимъ. — Не согласились ли мы также и относительно того, что Эросъ стремится къ тому, въ чемъ онъ нуждается и чего онъ не имѣетъ? — Да, сказалъ онъ. — Итакъ, Эросъ нуждается въ красотѣ и не имѣетъ ея? — Разумѣется, отвѣчалъ Агатонъ. — Такъ ты утверждаешь, что то, что нуждается въ красотѣ и совершенно не обладаетъ ею, есть красота? — Конечно, нѣтъ. — Такъ не согласишься ли ты, признавая это, что Эросъ обладаетъ красотой? Я очень боюсь, Сократъ, отвѣчалъ Агатонъ, что я не отдавалъ себѣ вполнѣ отчета во время тогдашней своей рѣчи. — И тѣмъ не менѣе ты, Агатонъ, говорилъ красиво, сказалъ Сократъ. Но еще два слова. Доброе не кажется ли тебѣ также прекраснымъ? — Разумѣется, да. — Если, такимъ образомъ, Эросъ нуждается въ прекрасномъ, а доброе прекрасно, то онъ нуждается также и въ добромъ? — Съ этимъ приходится согласиться, Сократъ, я не могу спорить съ тобой. — Ты не можешь, возразилъ Сократъ, противорѣчить истинѣ, а противорѣчить Сократу — дѣло нехитрое.
XXII. Но какъ бы то ни было, я оставлю теперь тебя и перейду къ рѣчи объ Эросѣ, которую мнѣ
тебе об этом. Мне думается именно, что ты сказал приблизительно так, что согласие между богами было устроено благодаря любви к прекрасному, ибо любви к безобразному не существует. Не так ли приблизительно говорил ты? — Да, я сказал так, отвечал Агатон. — И ты сказал весьма уместно, друг мой, заметил Сократ, и раз это так, то не согласишься ли ты, что Эрос есть любовь к прекрасному, а не к безобразному? — Он согласился с этим. — Не согласились ли мы также и относительно того, что Эрос стремится к тому, в чём он нуждается и чего он не имеет? — Да, сказал он. — Итак, Эрос нуждается в красоте и не имеет её? — Разумеется, отвечал Агатон. — Так ты утверждаешь, что то, что нуждается в красоте и совершенно не обладает ею, есть красота? — Конечно, нет. — Так не согласишься ли ты, признавая это, что Эрос обладает красотой? Я очень боюсь, Сократ, отвечал Агатон, что я не отдавал себе вполне отчета во время тогдашней своей речи. — И тем не менее ты, Агатон, говорил красиво, сказал Сократ. Но еще два слова. Доброе не кажется ли тебе также прекрасным? — Разумеется, да. — Если, таким образом, Эрос нуждается в прекрасном, а доброе прекрасно, то он нуждается также и в добром? — С этим приходится согласиться, Сократ, я не могу спорить с тобой. — Ты не можешь, возразил Сократ, противоречить истине, а противоречить Сократу — дело нехитрое.
XXII. Но как бы то ни было, я оставлю теперь тебя и перейду к речи об Эросе, которую мне
