цвѣтетъ и живетъ полною жизнью, когда ему везетъ, то угасаетъ, но опять-таки оживая вновь, совершенно въ духѣ своего отца. Все, что онъ ни пріобрѣтетъ, постоянно уплываетъ изъ его рукъ, и онъ никогда не богатѣетъ, но зато и не бѣдствуетъ. Затѣмъ онъ занимаетъ среднее мѣсто между мудростью и невѣжествомъ. И дѣйствительно, вѣдь, ни одинъ изъ боговъ не философствуетъ и не желаетъ сдѣлаться мудрымъ, такъ какъ онъ уже обладаетъ мудростью. Да и вообще никто изъ мудрыхъ не философствуетъ, равно какъ и люди невѣжественные не философствуютъ и не стремятся сдѣлаться мудрыми; вѣдь, тѣмъ-то и несносно невѣжество, что оно, не будучи ни красивымъ, ни добрымъ, ни благоразумнымъ, все-таки остается собою вполнѣ довольнымъ, а поэтому, не думая, что онъ нуждается, онъ и не желаетъ того, въ чемъ нуждается. — Такъ кто же тогда, Діотима, философствуетъ, разъ и мудрецы и невѣжды не философствуютъ? — Да это уже и ребенку понятно, отвѣчала она: конечно, тѣ, кто занимаетъ среднее мѣсто между обоими, а къ числу ихъ, безспорно, принадлежитъ и Эросъ. Вѣдь, мудрость, одно изъ прекраснѣйшихъ благъ, есть любовь къ прекрасному; стало быть, Эросъ по необходимости есть уже философъ, а, какъ таковой, онъ занимаетъ среднее мѣсто между мудрецомъ и невѣждой, и этимъ онъ опять-таки обязанъ своему происхожденію: вѣдь, у него мудрый и богатый отецъ и бѣдная и простодушная мать. Такова, дорогой Сократъ, природа этого демона. Что же касается твоего взгляда на Эроса, тутъ нечему дивиться. Вѣдь, ты полагалъ, насколько я могла заключить объ этомъ
цветет и живет полною жизнью, когда ему везет, то угасает, но опять-таки оживая вновь, совершенно в духе своего отца. Всё, что он ни приобретет, постоянно уплывает из его рук, и он никогда не богатеет, но зато и не бедствует. Затем он занимает среднее место между мудростью и невежеством. И действительно, ведь, ни один из богов не философствует и не желает сделаться мудрым, так как он уже обладает мудростью. Да и вообще никто из мудрых не философствует, равно как и люди невежественные не философствуют и не стремятся сделаться мудрыми; ведь, тем-то и несносно невежество, что оно, не будучи ни красивым, ни добрым, ни благоразумным, всё-таки остается собою вполне довольным, а поэтому, не думая, что он нуждается, он и не желает того, в чём нуждается. — Так кто же тогда, Диотима, философствует, раз и мудрецы и невежды не философствуют? — Да это уже и ребенку понятно, отвечала она: конечно, те, кто занимает среднее место между обоими, а к числу их, бесспорно, принадлежит и Эрос. Ведь, мудрость, одно из прекраснейших благ, есть любовь к прекрасному; стало быть, Эрос по необходимости есть уже философ, а, как таковой, он занимает среднее место между мудрецом и невеждой, и этим он опять-таки обязан своему происхождению: ведь, у него мудрый и богатый отец и бедная и простодушная мать. Такова, дорогой Сократ, природа этого демона. Что же касается твоего взгляда на Эроса, тут нечему дивиться. Ведь, ты полагал, насколько я могла заключить об этом
