ведливостію и вредомъ, между произвольнымъ и непроизвольнымъ, и о томъ, какая связь находится между первыми и послѣдними.
Аѳ. Постараюсь сдѣлать и сказать, какъ вы приказываете. Конечно вы сами столько говорите между собою о душѣ и слышите, что есть нѣкоторое разположеніе въ ней, или нѣкоторая часть существа ея - гнѣвъ, отъ природы неукротимый, грубой, который часто увлекаетъ насъ своею безразсудною, слѣпою силою.
Кл. Какъ етого не знать?
Аѳ. Сверхъ того мы примѣчаемъ въ душѣ влеченіе къ удовольствію, которое не имѣетъ ничего общаго съ гнѣвомъ; оно съ противной стороны владычествуетъ своею слѣпою силою, убѣждаетъ измѣннически дѣлать все, что внушаютъ стремленія его.
Кл. И точно.
Аѳ. Третьею причиною пороковъ, не ошибаясь, можно назвать невѣжество. Но законодатель лучше можетъ раздѣлить его на два вида: на простое невѣжество, которое бываетъ виною легкихъ пороковъ, и сложное, когда кто не только не знаетъ своего невѣжества, но и тщеславится своею мудростію, будто совершенно понимаетъ то, въ чемъ онъ вовсѣ не свѣдущъ. При силѣ и могуществѣ оно производитъ величайшія и грубѣйшія преступленія, при слабости же пороки дѣтей и стариковъ. Сіи мы называемъ
ведливостью и вредом, между произвольным и непроизвольным, и о том, какая связь находится между первыми и последними.
Аф. Постараюсь сделать и сказать, как вы приказываете. Конечно вы сами столько говорите между собою о душе и слышите, что есть некоторое расположение в ней, или некоторая часть существа её — гнев, от природы неукротимый, грубый, который часто увлекает нас своею безрассудною, слепою силою
Кл. Как этого не знать?
Аф. Сверх того мы примечаем в душе влечение к удовольствию, которое не имеет ничего общего с гневом; оно с противной стороны владычествует своею слепою силою, убеждает изменнически делать всё, что внушают стремления его.
Кл. И точно.
Аф. Третьею причиною пороков, не ошибаясь, можно назвать невежество. Но законодатель лучше может разделить его на два вида: на простое невежество, которое бывает виною легких пороков, и сложное, когда кто не только не знает своего невежества, но и тщеславится своею мудростью, будто совершенно понимает то, в чём он вовсе не сведущ. При силе и могуществе оно производит величайшие и грубейшие преступления, при слабости же пороки детей и стариков. Сии мы называем
