мнѣ…—Онъ обводитъ строгими глазами всѣхъ подчиненныхъ поочередно:—Шевчукъ!
Шевчукъ встаетъ съ угрюмымъ видомъ и отвѣчаетъ глухимъ басомъ, медленно и въ носъ и такъ отрывая фразы, точно онъ ставитъ послѣ нихъ точки:
— Вона мини дана для того. Щобъ я въ мирное время робилъ съ ею ружейные пріемы. А въ военное время. Защищалъ престолъ и отечество отъ враговъ.—Онъ помолчалъ, шмыгнулъ носомъ и мрачно добавилъ:—Какъ унутреннихъ, такъ и унѣшнихъ.
— Такъ. Ты хорошо знаешь, Шевчукъ, только мямлишь. Солдатъ долженъ имѣть въ себѣ веселость, какъ орелъ. Садись. Теперь скажи, Овечкинъ: кого мы называемъ врагами унѣшними?
Разбитной орловецъ Овечкинъ, въ голосѣ котораго слышится слащавая скороговорка бывшаго мелочного приказчика, отвѣчаетъ быстро и щеголевато, захлебываясь отъ удовольствія:
— Внѣшними врагами мы называемъ всѣ тѣ самыя государствія, съ которыми намъ приходится вести войну. Францюзы, нѣмцы, атальянцы, турки, ивропейцы, инди…
— Годи,—обрываетъ его Сѣроштанъ:—этого уже въ уставѣ не значится. Садись, Овечкинъ. А теперь скажетъ мнѣ… Архиповъ! Кого мы называемъ врагами у-ну-трен-ни-ми?
Послѣднія два слова онъ произноситъ особенно громко и вѣско, точно подчеркивая ихъ, и бросаетъ многозначительный взглядъ въ сторону вольноопредѣляющагося Маркусона.
Неуклюжій, рябой Архиповъ упорно молчитъ, глядя въ окно ротной школы. Дѣльный, умный и ловкій парень внѣ службы, онъ держитъ себя на занятіяхъ совершеннымъ идіотомъ. Очевидно, это происходитъ отъ
