…кто въ день два раза не пьянъ,
Тотъ, извините, не уланъ…
«Ну, такъ вотъ, собрались мы. Во-первыхъ, штабъ-ротмистръ Ивановъ 1-й… Теперь въ полкахъ старики плачутся, что измельчалъ народъ, и что молодежь никуда не годится. Также и штабъ-ротмистръ Ивановъ 1-й на насъ плакался. А надо тебѣ сказать, что по лѣтамъ онъ былъ самый старшій офицеръ въ полку, и всѣ знали (и весь полкъ этимъ гордился), что онъ въ свое время съ самимъ Денисомъ былъ на ты, а съ Бурцовымъ пилъ и дебоширилъ цѣлыхъ шесть мѣсяцевъ подъ рядъ. Затѣмъ былъ майоръ Кожинъ, — этотъ славился по всей легкой кавалеріи своимъ изумительнымъ голосомъ. Чортъ знаетъ, что̀ за голосъ былъ! Иной разъ во время хорошей выпивки возьметъ стаканъ, приставитъ ко рту, да какъ гаркнетъ. Ну, вотъ ты смѣешься,—а у него, честное слово, одни осколки оставались въ рукахъ. Были два поручика— Рѣзниковъ и Бѣлаго; мы ихъ звали «инсепараблями», или мужемъ и женой, потому что они никогда не разставались и всегда жили на одной квартирѣ. Былъ еще казачій есаулъ Сиротко, или иначе—«ежова голова»,—потому что онъ ко всякому слову прибавлялъ—«ежова голова». Потомъ былъ корнетъ графъ Ольховскій—такъ себѣ, телятина, однако ничего… добрый малый, хотя и наивный и глуповатый; его къ намъ только-что изъ юнкеровъ произвели… Былъ также въ этой компаніи поручикъ Чекмаревъ, нашъ общій любимецъ и баловень. Про него даже штабъ-ротмистръ Ивановъ 1-й говорилъ иногда, въ добрую минуту: «Вотъ этотъ мальчишка… еще куда ни шло, у него кишки въ головѣ гусарскія… Этотъ не выдастъ…» Веселый, щедрый, ловкій, красавецъ собою, великолѣпный танцоръ и наѣздникъ,—словомъ, чудесный малый. И что̀ къ нему особенно привлекало наши грубоватыя сердца, такъ это—какая-то
