мѣрно,—пальма. Удивленіе! Стволъ у нея мохнатый, на манеръ войлока, а каждый листъ такой большой, что намъ съ тобой обоимъ укрыться впору.
— Ей-Богу?—радостно удивился Сергѣй.
— Постой, самъ увидишь. Да мало ли тамъ чего? Апельцынъ, напримѣръ, или хоть, скажемъ, тотъ же лимонъ… Видалъ, небось, въ лавочкѣ?
— Ну?
— Просто такъ себѣ и растетъ въ воздухѣ. Безъ ничего, прямо на деревѣ, какъ у насъ, значитъ, яблоко или груша… И народъ тамъ, братецъ, совсѣмъ диковинный: турки, персюки, черкесы разные, все въ халатахъ и съ кинжалами… Отчаянный народишка! А то бываютъ тамъ, братецъ, эѳіопы. Я ихъ въ Батумѣ много разъ видѣлъ.
— Эѳіопы? Знаю. Это которые съ рогами,—увѣренно сказалъ Сергѣй.
— Роговъ, положимъ, у нихъ нѣтъ, это враки. Но черные, какъ сапогъ, и даже блестятъ. Губищи у нихъ красныя, толстенныя, а глазищи бѣлые, а волосы курчавые, какъ на черномъ баранѣ.
— Страшные, поди… эѳіопы-то эти?
— Какъ тебѣ сказать? Съ непривычки оно точно… опасаешься немного, ну, а потомъ видишь, что другіе люди не боятся, и самъ станешь посмѣлѣе… Много тамъ, братецъ мой, всякой всячины. Придемъ—самъ увидишь. Одно только плохо—лихорадка. Потому кругомъ болота, гниль, а притомъ же жарища. Тамошнимъ-то жителямъ ничего, не дѣйствуетъ на нихъ, а пришлому человѣку приходится плохо. Одначе будетъ намъ съ тобой, Сергѣй, языками трепать. Лѣзь-ка въ калитку. На этой дачѣ господа живутъ очень хорошіе… Ты меня спроси: ужъ я все знаю!
Но день выдался для нихъ неудачный. Изъ однихъ
