орденъ «Льва и Солнца», желалъ страстно, безумно. Онъ отлично зналъ, что для полученія этого ордена не нужно ни сражаться, ни жертвовать въ пріютъ, ни служить по выборамъ, а нуженъ только подходящій случай. И теперь ему казалось, что этотъ случай наступилъ.
На другой день, въ полдень, онъ надѣлъ всѣ свои знаки отличія, цѣпь и поѣхалъ въ «Японію». Судьба ему благопріятствовала. Когда онъ вошелъ въ номеръ знатнаго перса, то послѣдній былъ одинъ и ничего не дѣлалъ. Рахатъ-Хеламъ, громадный азіатъ съ длиннымъ, бекасинымъ носомъ, съ глазами на выкатѣ и въ фескѣ, сидѣлъ на полу и рылся въ своемъ чемоданѣ.
— Прошу извинить за безпокойство, — началъ Куцынъ, улыбаясь. — Честь имѣю рекомендоваться: потомственный почетный гражданинъ и кавалеръ Степанъ Ивановичъ Куцынъ, мѣстный городской голова. Почитаю своимъ долгомъ почтить въ лицѣ вашей персоны, такъ сказать, представителя дружественной и сосѣдственной намъ державы.
Персъ обернулся и пробормоталъ что-то на очень плохомъ французскомъ языкѣ, прозвучавшемъ какъ стукъ деревяшки о доску.
— Границы Персіи, — продолжалъ Куцынъ заранѣе выученное привѣтствіе: — тѣсно соприкасаются съ предѣлами нашего обширнаго отечества, а потому взаимныя симпатіи побуждаютъ меня, такъ сказать, выразить вамъ солидарность.
Знатный персъ поднялся и опять пробормоталъ что-то на деревянномъ языкѣ. Куцынъ, не знавшій языковъ, мотнулъ головой въ знакъ того, что не понимаетъ.
«Ну, какъ я съ нимъ буду разговаривать? — подумалъ онъ. — Хорошо бы сейчасъ за переводчикомъ послать, да дѣло щекотливое, нельзя говорить при свидѣтеляхъ. Переводчикъ разболтаетъ потомъ по всему городу».
И Куцынъ сталъ вспоминать иностранныя слова, какія зналъ изъ газетъ.
— Я городской голова… — пробормоталъ онъ. — То-есть, лордъ-меръ… муниципале… Вуй? Компрене?
Онъ хотѣлъ выразить на словахъ или мимикой свое общественное положеніе и не зналъ, какъ это сдѣлать. Выручила его картина съ крупною надписью: «Городъ Венеція», висѣвшая на стѣнѣ. Онъ указалъ пальцемъ на
орден «Льва и Солнца», желал страстно, безумно. Он отлично знал, что для получения этого ордена не нужно ни сражаться, ни жертвовать в приют, ни служить по выборам, а нужен только подходящий случай. И теперь ему казалось, что этот случай наступил.
На другой день, в полдень, он надел все свои знаки отличия, цепь и поехал в «Японию». Судьба ему благоприятствовала. Когда он вошел в номер знатного перса, то последний был один и ничего не делал. Рахатъ-Хелам, громадный азиат с длинным, бекасиным носом, с глазами на выкате и в феске, сидел на полу и рылся в своем чемодане.
— Прошу извинить за беспокойство, — начал Куцын, улыбаясь. — Честь имею рекомендоваться: потомственный почетный гражданин и кавалер Степан Иванович Куцын, местный городской голова. Почитаю своим долгом почтить в лице вашей персоны, так сказать, представителя дружественной и соседственной нам державы.
Перс обернулся и пробормотал что-то на очень плохом французском языке, прозвучавшем как стук деревяшки о доску.
— Границы Персии, — продолжал Куцын заранее выученное приветствие: — тесно соприкасаются с пределами нашего обширного отечества, а потому взаимные симпатии побуждают меня, так сказать, выразить вам солидарность.
Знатный перс поднялся и опять пробормотал что-то на деревянном языке. Куцын, не знавший языков, мотнул головой в знак того, что не понимает.
«Ну, как я с ним буду разговаривать? — подумал он. — Хорошо бы сейчас за переводчиком послать, да дело щекотливое, нельзя говорить при свидетелях. Переводчик разболтает потом по всему городу».
И Куцын стал вспоминать иностранные слова, какие знал из газет.
— Я городской голова… — пробормотал он. — То есть, лорд-мэр… муниципале… Вуй? Компрене?
Он хотел выразить на словах или мимикой свое общественное положение и не знал, как это сделать. Выручила его картина с крупною надписью: «Город Венеция», висевшая на стене. Он указал пальцем на
