кого-же мнѣ жинку беречь? Смотри ты, вражій козаче, ты меня не дразни, а то я, пожалуй, и за чуприну схвачу.
Пожалуй таки и дошло бы у нихъ дѣло до потасовки, да панъ вмѣшался: топнулъ ногой,—они и замолчали.
— Тише вы,—говоритъ,—бісовы дѣти! Мы-же сюда не для драки пріѣхали. Надо молодыхъ поздравлять, а потомъ, къ вечеру, на болото охотиться. Айда за мной!
Повернулся панъ и пошелъ изъ избы; а подъ деревомъ доѣзжачіе ужъ и закуску сготовили. Пошелъ за паномъ Богданъ, а Опанасъ остановилъ Романа въ сѣняхъ.
— Не сердись ты на меня, бра̀тику,—говоритъ козакъ.—Послушай, что тебѣ Опанасъ скажетъ: видѣлъ ты, какъ я у пана въ ногахъ валялся, сапоги у него цѣловалъ, чтобъ онъ Оксану за меня отдалъ? Ну, Богъ съ тобой, человѣче… Тебя попъ окрутилъ, такая, видно, судьба! Такъ не стерпитъ-же мое сердце, чтобъ лютый ворогъ опять и надъ ней, и надъ тобой потѣшался. Гей-гей! Никто того не знаетъ, что у меня на душѣ… Лучше-же я и его, и ее изъ рушнѝцы вмѣсто постели уложу въ сырую семлю…
Посмотрѣлъ Романъ на козака и спрашиваетъ:
— А ты, козаче, часомъ „съ глузду не съѣхалъ“[1]? Не слыхалъ я, что Опанасъ на это сталъ Роману тихо въ сѣняхъ говорить, только слышалъ, какъ Романъ его по плечу хлопнулъ.
— Охъ, Опанасъ, Опанасъ! Вотъ какой на свѣтѣ народъ злой да хитрый! А я-же ничего того, живучи въ лѣсу, и не зналъ. Эге, пане, пане, лихо ты на свою голову затѣялъ!..
— Ну,—говоритъ ему Опанасъ,—ступай теперь и не показывай виду, пуще всего передъ Богданомъ. Не умный ты человѣкъ, а эта панская собака хитра. Смотри-же: панской горѣлки много не пей, а если отправитъ тебя съ доѣзжачими на болото, а самъ захочетъ остаться, веди доѣзжачихъ до стараго дуба и покажи имъ объѣздную дорогу, а самъ, скажи, прямикомъ пойдешь по лѣсу… Да поскорѣе сюда возвращайся.
— Добре,—говоритъ Романъ.—Соберусь на охоту, рушницу не дробью заряжу и не „леткой“ на птицу, а доброю пулей на медвѣдя…
Вотъ и они вышли. А ужъ панъ сидитъ на коврѣ, велѣлъ подать фляжку и чарку, наливаетъ въ чарку горѣлку и подчиваетъ Романа. Эге, хороша была у пана и фляжка, и чарка, а горѣлка еще лучше. Чарочку выпьешь—душа радуется, другую выпьешь—сердце скачетъ въ груди, а если человѣкъ
- ↑ «Съ глузду съѣхать»—сойти съ ума.